Вскоре и мыло для рук отыскалось. На краешке ванны. Жидкое. Его-то и добавила в воду. Какая-никакая, а пена, пусть и худая. Даже почти с запахом клубники.
Просидев в воде совсем недолго, я снова застряла у зеркала.
Ну и красотка. Ни косметики, ни укладки… А еще эта безразмерная одежда!
Но хотя щеки от пара и горячей воды порядком раскраснелись, а лицо белело чистотой, так что брови и ресницы вдруг сами собой и без туши с карандашом нарисовались, я неосознанно оттягивала момент выхода. Присела на краешек ванны в задумчивости.
Ян не поправил меня, когда я снова обратилась к нему по имени-отчеству, а значит, все вернулось на круги своя. Сказочный флер, пожираемый суровой реальностью, стремительно таял.
Но ведь поцелуй…
Охнув, невольно коснулась губ. Так не целуют просто так! Это был самый настоящий поцелуй, с самыми настоящими закусываниями губ и легкими касаниями языком. Продлись он хоть на секунду дольше, забыть его я точно ни за что на свете не смогла бы. Хотя кого я обманываю? И без того на повторе в мозгу крутится. Стоит только этого темноглазого обладателя взъерошенной макушки увидеть.
Зло нахмурившись, я глянула на свое отражение.
Времени все обдумать, у меня было сполна. Хаос едва не выжал мои мозги, как губку, и лишь аспирантский поцелуй сумел вытянуть меня из неминуемого после такой процедуры состояния овоща. И пусть он сделал это, чтобы прогнать из моей головы Хаос, но… так не целуют!
Шумно втянув воздух, чуть не задохнулась от волнения. А что если он захочет повторить? Сегодня.
Сейчас!
Подкравшись к двери, прислушалась. Тишина, только телевизор мерно бубнит.
Нет, это глупость. Бранов поступил так лишь в спасательных целях. Его поступок ошарашил меня. Определенно такой эффект и был нужен, и наверняка Ян теперь сам испытывает неловкость. Вон как шарахается по любому поводу!
— Какой он тебе Ян? — зло прошипела я, стиснув зубы и оправив шорты, чтобы коленки прикрыть. — Ян Викторович. Викторович! Бранов-Баранов!
Все. Решение принято.
С воинственным щелкнув замком, я вышла из ванной и тут же едва не расстелилась на полу. Пара домашних тапок, в несколько раз превосходящая истинный размер моей ноги, стояла у самой двери.
Неужели это для меня?
Напялив тапочки, я, будто на лыжах, бойко заскользила в сторону гостиной.
Сейчас подойду и прямо в лоб, мол, не тряситесь вы так, Ян Викторович! Все, что было в… параллельной вселенной, останется в параллельной вселенной. Да! Вот прямо так и скажу. И еще улыбнуться для верности не мешало бы.
В гостиной и впрямь танцевали голубые блики, работал телевизор. Набрав в грудь побольше воздуха, я несмело шагнула в полутьму.
Коротконогий журнальный стол по-прежнему был завален тощими папками с рефератами и листами со студенческим работами. Правда лежали они на сей раз аккуратнее, почти стопочкой. А вот ноутбук из поля зрения исчез, зато появилась пара кружек с чуть остывшим чаем и разделочная доска с бутербродами. Похоже, утруждать себя поиском тарелки аспирант не стал.
Сам же заботливый хозяин лежал на диване, вытянувшись во весь свой немалый рост и закинув босые ноги на подлокотник. Одну руку завел за голову, а другая безвольно свисала, едва касаясь пальцами пола.
Я подошла ближе и поглубже уселась в кресло напротив. Слышала где-то, что рискованная поза и глубокая посадка выдают уверенность собеседника. А уверенности мне сейчас, пусть и искусственно созданной, ох как не хватало.
— Ян Викторович, — несмотря на внутренние перекаты смущения и страха бойко начала я. — Хотела сказать, что тот… то… В общем…
Мифические запасы пороха в не менее мифических пороховницах вдруг с треском выгорели. Я замолчала, а руки сами собой сцепились на груди, защищаясь от возможной насмешки. Однако Бранов на мой бессвязный лепет даже ухом не повел.
Замерев в кресле, я прищурилась. Блики ночных новостей танцевали по его словно вмиг впавшим щекам и длинным, неподвижно замершим ресницам.
Волнение заплескалось, ударилось о грудь, растекаясь кипятком. Осторожно поднявшись, на цыпочках подкралась ближе.
Нет, все в порядке с ним. Дрыхнет просто. Даже рот слегка приоткрыл. Я едва удержалась, чтобы не захохотать от облегчения. Ну и напугал же меня этот Бранище!
Выдохнув нервное напряжение, вновь вернулась в кресло и схватила бутерброд с толстыми кусками колбасы. Голод проснулся зверский. Разве чуть сильнее усталости. Именно он и не давал уснуть прямо как была, сидя.
Чай давно остыл и покрылся странной, будто масляной пленкой. Дожевав бутерброд всухомятку, запить чересчур крепким пойлом так и не решилась.
Чудно, но мне казалось, будто в этот воскресный день умудрились уложиться целые годы жизни! Событий и впрямь чересчур много выдалось, все вокруг с ног на голову перевернулось и теперь неизвестно, как жить дальше. Вот только думать о том, что Хаос теперь ежедневно будет отправлять по мою душу своих гончих, сил не было. Совсем не было. Даже страха как такового уже не чуяла. Моргать и то ленно, но засыпать нельзя. Нужно дождаться, пока стирка закончится, чтобы одежда до утра высохла.
К счастью, от переизбытка страха и приключений мозг отрубил мыслительные центры, поэтому я улеглась в кресло, свернувшись калачиком, и бездумно уставилась в телевизор. Правда взгляд сам собой все возвращался к Бранову. За все время он даже не шевельнулся. Лишь дышал глубоко и мерно.
Ну и досталось ему от Хаоса, похоже. Только бы до завтра оклемался.
Внимательно осмотрев (а когда еще возможность появится?) каждый сантиметр вытянувшегося на диване аспиранта, синяков, ссадин или еще каких-нибудь увечий так и не обнаружила.
Если не брать во внимание все эти его дикие странности: перемещения в книги и Хаосы, он вполне себе обычный парень. У него обычная двухкомнатная хрущёвка, даже и не в центре. Обычная обстановка. Вон, даже носки на полу у дивана лежат. Самые что ни на есть обыкновенные!
Несколько секунд я пялилась на аккуратно скрученный махровый клубок, и улыбка отчего-то вдруг сама собой родилась, заставив зажмуриться и прикрыть рот ладонью.
***
Несколько секунд я неотрывно глядела в темноту. Она была какая-то незнакомая… даже очертания люстры на потолке и прочих предметов вокруг совсем неузнаваемые.
Сердце забилось, разгоняя кровь, а вместе с ней и сон. Где я?
Тараканы на моей маленькой мыслительной фабрике тоже лениво поднимались, потирали рыжие усы, фасеточные глаза и, не спеша, после длительных перекуров-пересудов, принимались за работу. Вскоре и первое воспоминание на конвейере мыслей прикатило.
Я у Бранова дома. Так, а почему?
Таракан, вяло перебирая лапками, волок комок мыслей побольше.
