— Клэрити… — Нет, этот голос был чужим и незнакомым. А Каролина исчезла.
С губ сорвался яростный вопль. Не отдавая отчета в том, что делает, она подлетела к табурету и, схватив, обрушила его на злополучное зеркало. Била, чувствуя, как отлетающие осколки вонзаются в кожу, чувствуя, как слезы смешиваются с кровью.
Этого Клэрити показалось мало. Гнев — на высшие силы, провидение, богов или кого бы то ни было еще — захлестнул жаркой волной и требовал выхода. Следом за зеркалом в прихожей статуэткой с каминной полки она разбила зеркало в гостиной. Подобная участь постигла и зеркало в ванной, и в спальне. Клэрити выпотрошила ящики, устроив в комнате настоящий бардак, выудила из косметичек и трюмо все зеркальца, а потом долго разбивала их молотком, чувствуя мрачное удовлетворение.
Она слышала за спиной испуганный голос так не вовремя вернувшейся домой матери, но даже это ее не остановило. Поздно. Тони Хаттон уже давно записала свою дочь в сумасшедшие.
Подозрения Клэрити оправдались, когда ворвавшиеся в комнату санитары — и когда только мать успела их вызвать? — схватили ее и рывком подняли с пола. Она кричала, вырывалась — а чего еще ждать от ненормальной? Тони говорила что-то об обследовании, специалистах и «хорошем местечке», которая она присмотрела для Клэрити. Так она подлечится и все у них будет как прежде.
Как будто «как прежде» у них с матерью все было хорошо.
— Ничего уже не будет как прежде, — выговорила Клэрити плохо слушающимися губами.
А потом внезапно стало все равно. Она перестала вырываться, позволила санитарам довести ее до машины и усадить внутрь. Равнодушно смотрела на мать, которая шептала какие-то успокаивающие фразы. И думала, думала… Как ее размеренная жизнь могла превратиться в этот хаос? Как она могла до такого дойти?
— Милая, с тобой будет говорить доктор Гесберг. Это очень хороший врач. — Тони Хаттон не любила терять время понапрасну. Как только машина тронулась, она сменила материнский тон на деловой. — Тебе нужно будет ответить на несколько его вопросов, пройти пару тестов. Бояться не стоит.
— Мне не пятнадцать лет, — процедила Клэрити.
Тони театрально вздохнула. Покачала головой, всем своим видом показывая, как ее огорчил дерзкий тон дочери.
— Не пятнадцать, но ведешь ты себя соответствующе. — Заметив испепеляющий взгляд Клэрити, она тут же прикусила язык.
Клэрити была послушной. Не ради матери и даже не ради себя. Ради Каролины. Сначала позволила врачам ее осмотреть и обработать порезы — их оказалось куда больше, чем она полагала, — на руках, лице и шее. Послушно отвечала на вопросы, рассказала обо всем, что произошло за минувшие дни — скрывать не было смысла, ведь сама Тони наверняка обо всем доктора Гесберга проинформировала.
— То есть голоса исходят только из зеркал? Любопытно. А что они вам говорят?
Клэрити раздражало, что он постоянно что-то записывал. И еще этот скрип карандаша…
— Ничего. Просто зовут.
Гесберг — немолодой лысеющий мужчина в темно-синем костюме и начищенных до блеска туфлях — оторвал взгляд от блокнота.
— Мисс Хаттон… Клэрити… Я могу называть вас Клэрити?
Она кивнула.
— Что заставило вас разбить все зеркала в доме?
— Ярость, — прошептала она. — Я хотела, чтобы они вернули Каролину, но они лишь дразнили. И еще эти голоса… Я не хотела думать о себе как о безумной, но как иначе, когда постоянно слышишь голоса?
Она плотно сомкнула губы, словно выстраивая между собой и доктором барьер из невысказанных слов. Что сказать? Правду? Высмеет и окончательно признает ее безумной. Ложь? Она уже говорила о дочери, которой для всех остальных не существует. Нормальные люди о подобном не говорят — если только это не глупая шутка. Но дело зашло уже слишком далеко, чтобы прикрываться одной лишь шуткой.
Поняв, что ничего не теряет, Клэрити все рассказала. О том страшном дне, который разделил ее жизнь на до и после. Позади осталось тихое семейное счастье вдвоем с Кароль, впереди — хаос и разруха.
Гесберг внимательно ее выслушал. По мере рассказала делал пометки в блокноте. Чтобы не раздражаться скрипом карандаша, Клэрити постаралась сосредоточиться на звуке собственного голоса. А голове между тем звучало странное: «Неужели все это правда?». Неужели она действительно разговаривает с психиатром, который препарирует ее сознание острыми как скальпель вопросами? Неужели она, Клэрити Хаттон, кричала на все кафе, неужели она поразбивала все зеркала в собственном доме?
Абсурд. Абсурдно и то, что все это — ее новая реальность.
Как будто некий безумный демиург взял и переписал ее жизнь с середины, решив сделать из обычной молодой мамы героиню драмы — и сумасшедшую по совместительству.
Дальнейшие события слились в одно размытое пятно, где то тут, то там мелькали яркие всполохи — лица работников больницы, вполне даже уютная палата с белыми стенами, большой зал с сумасшедшими, мимо которого, ведомая Гесбергом, проходила Клэрити, где был и теннисный стол, и мягкие диваны, и телевизор. Можно было представить, что действительно находишься в дорогом пансионе… но иллюзия развеивалась, стоило только взглянуть на лица сумасшедших. Безучастные или искаженные в гримасах, лепечущие что-то или возбужденно кричащие…
Обследования мозга, которые не выявили аномалий, процедуры и анализы… и бесконечные беседы. Где-то там, в череду перепутанных кадров, затесался и голос Гесберга. «…основные симптомы: бред, зрительные и слуховые галлюцинации» и голос матери, которая озвучила ей диагноз. Параноидная шизофрения.
Итак, Клэрити Хаттон была официально признана сумасшедшей.
Осколок восьмой
Месяц. Месяц, проведенный в безумии и среди безумных.
По словам доктора Гесберга, Клэрити удивительно быстро шла на поправку. Впрочем, на самом деле в этом не было ничего удивительного. Зеркал в больнице было мало — только в холле, и мимо них Клэрити проходила так быстро, как только могла, поэтому они ей не докучали. Она вела себя тихо, послушно глотала нейролептики, призванные избавить ее от симптомов психического расстройства.
С исчезновением из ее жизни Каролины Клэрити так и не смирилась, нет. Не помогли ни таблетки, ни страх оказаться запертой в психушке на долгие годы. Но она молчала. Притворство — лучшее решение для той, кто не желает выглядеть сумасшедшей, но и не готова поверить в уютную и простую ложь, которую ей пытались внушать окружающие. Никто — ни мать, приходящая на редкие встречи, ни доктор Гесберг не знали: Клэрити не собиралась сдаваться и вот так легко, под гнетом обстоятельств, отрекаться от реальности, которая была частью ее странной жизни. Все будто сошли с ума, сговорились против нее — никто не желает признавать, что ее дочь, ее милая малышка Каролина, когда-то существовала. Но она была готова пойти против целого мира. Она дочь не предаст, как это сделали все остальные.
