— Я, — ответил Габриэль и, протянув Эльзе бокал, все-таки забрал акварели. — Выпейте, не стоит тратить время.
Эльза послушно выпила лекарство. Габриэль бросил листки обратно на каминную полку, в очередной раз напомнив себе, что не следует так беспечно относиться к тому, что ты хранишь в своем сердце.
— Очень красиво, — сказала она и вдруг призналась: — Никогда бы не подумала, что вы рисуете.
Габриэль неопределенно пожал плечами. Король Георг дал ему прекрасное образование, от которого в итоге осталась химия и живопись.
— Так, — сказал Габриэль, чувствуя, что начинает смущаться и в то же время злиться на себя за это. — Это так, для души. Нарциссы называют короной мертвых, я не знаю, почему…
Он осекся. В груди толкалось тревожное и очень живое чувство, которое так сильно хотело родиться, что Габриэль чуть ли не впервые в жизни не знал, как поступить.
— Жуткое название, — негромко сказала Эльза. — А пыль? Как ее смывать?
Шею снова дернуло болью, и наваждение исчезло. Эльза всего лишь костоправша, которая его лечит, и Габриэль поступил не слишком разумно, когда пригласил ее на прогулку. Прогулка закончилась плохо не только потому, что они попали в Прорыв.
Ладно, неважно. Еще можно все исправить.
— Здесь есть бассейн, — ответил Габриэль, стараясь вернуться в прежние границы самого себя. — Дам вам особую смесь, пыль еще не успела проникнуть в организм.
Эльза кивнула. Владение лицом не было ее сильной стороной — сейчас девушка явно хотела, чтоб все это поскорее закончилось, и она могла бы наконец-то отправиться домой. Габриэль вспомнил, как закрывал ее собой от Прорыва, как она вцепилась в него, словно в единственную защиту и надежду…
Нет. Прочь это все.
— Спасибо, — сказала Эльза. — Мне очень неловко, что вы так со мной возитесь, Габриэль.
К ней постепенно возвращалась привычная серьезность с крошечной каплей насмешливости. Вот и хорошо. Осталось восемь сеансов, и потом они расстанутся навсегда.
— Ничего страшного, — ответил Габриэль и указал на дверь, ведущую в зал с бассейном. — Проходите. Я позову служанку.
Оставаться в Красных комнатах не было смысла. Габриэль приказал охранникам позвать кого-нибудь из служанок принцессы Августы и, когда к дверям подбежала бойкая и расторопная девица, отдал необходимые распоряжения и быстрым шагом направился к лестнице.
Братец Арканжело был прав, когда говорил, что бабы — лучшее средство для успокоения души. Вторым средством был ящик вина, и Габриэль решил, что сегодня отдаст должное и тому, и другому.
Он уже много лет ходил в одно и то же заведение под названием «Зеленый огонек» — госпожа Марьянн, которая им владела, сделала невозможное, сумев вывести обычный столичный бардак на элитный уровень. Любое желание клиента будет исполнено на высшем уровне и останется в тайне.
Габриэль не заходил в «Огонек» уже два месяца, но сейчас обнаружил, что его ждут — госпожа Марьянн выпорхнула из-за своей стойки и, поцеловав Габриэля в щеку привычным, давным-давно отрепетированным движением, сообщила:
— Слышали о Прорыве, мой дорогой? Ужасно, просто ужасно! Мои девочки встревожены не на шутку!
— Я в него попал, — произнес Габриэль. Госпожа Марьянн, сухая, бойкая, с седыми подсиненными кудряшками и в модном платье лавандового оттенка, казалась ему мотыльком. Интересно, подружились бы они с тетушкой Агатой? Наверняка. И беседовали бы со знанием дела о привычках господ из высшего света.
— О, Господь Милосердный! — госпожа Марьянн подхватила Габриэля под руку и повела в сторону лестницы: на втором этаже была комната, отведенная именно для него. — Но вы смельчак, мой милый, вы всегда смотрите смерти в глаза… Кого пригласить? Сейчас свободны Эжена и Кармен, через полчаса приедет Белль.
Имена ни о чем не говорили. Возможно, прежде Габриэль пользовался услугами этих девушек, но сейчас не мог вспомнить.
— На ваш вкус, госпожа Марьянн, — сказал он. Хозяйка борделя повернула ключ в замочной скважине и открыла дверь в комнату.
— Сию секунду, мой дорогой.
Габриэль вышел из этой комнаты два месяца назад, и с тех пор здесь никого не было. Воздух был густым и прохладным, и, когда Габриэль прошел к широкой кровати, ему показалось, что он находится в склепе. Тишина, сырость, покой. Габриэль сел на покрывало и принялся расстегивать пуговицы жилета.
Он и сам не знал, чем его зацепила эта Эльза. Сейчас Габриэль не хотел о ней думать — и все-таки вспоминал, как она смотрела на него, держа в руке акварели. Привратнику Смерти не положено рисовать. Привратник Смерти убивает, и вся его жизнь и суть подчинены только одному: отторжению душ от тел.
А он рисует. Тут есть, чему удивиться.
В дверь тихонько постучали. Девушка, бесшумно скользнувшая в комнату, была тоненькой блондинкой — тяжелые груди с крупными сосками казались фальшивыми на ее изящном бледнокожем теле. Пройдя к кровати, девушка вытянулась в струнку и сказала:
— Эжена, ваша светлость.
Всю ее одежду составляла полупрозрачная сорочка, едва доходившая до пупка. Габриэль вспомнил, как вчера заставил Эльзу раздеться, и испытал безжалостный укол стыда.
Она его боялась до обморока — поэтому и старалась быть милой. И в итоге все-таки лишилась чувств, когда поняла, куда именно Габриэль ее привез.
— Мы уже встречались? — устало спросил Габриэль. Тонкая лента галстука выскользнула из плена воротника и послушно легла на кровать.
— Да, ваша светлость, — кивнула Эжена и машинально дотронулась до горла, но тотчас же опустила руку. Кожа под румянами и пудрой стала бледнеть. Габриэль воскресил в памяти всех девиц, входивших с ним в эту комнату, но Эжены среди них не было. Понятно, еще одна любительница быстрых и больших денег.
— Тогда становись на кровать, — приказал он. — На четвереньки. Ноги шире.
На мгновение Габриэлю показалось, что он задыхается. Что все это сон. С первого этажа доносилась музыка — что-то негромкое и неуловимо классическое. В голове шумело.
Смерть сделала его механизмом, все движения которого были заранее просчитаны, а потом доведены до автоматизма. Кажется, девчонка вскрикнула, когда Габриэль резко проник в нее на всю длину — вскрикнула и дернула бедрами. Габриэль ударил ее по оттопыренному заду — не удерживаясь, в полную силу, и отпечаток его ладони вспыхнул на светлой коже, как ожог.
Тонкие пальцы с алыми наманикюренными ноготками впились в простыню. Вспомнилось, как Эльза прижалась к нему в экипаже в поисках защиты, в поисках жизни рядом со смертью. Эжена сдавленно вскрикнула, и Габриэль ударил снова.
Где-то там, в самом центре льда, сковавшего его жизнь, еще было тепло. Он прикрыл глаза, и во тьме под веками поплыли красные и золотые круги.
Лента галстука обхватила шею девчонки, и Эжена — Эльза? — зажмурилась от ужаса. Габриэлю казалось, что в горле у него растет огненный шар. Что он сейчас задохнется. Красная тьма, наползающая на комнату, пахла нарциссами.
