— Ура-а-а! — кричало целое море людей под балконом. — Да здравствует принцесса Эванжелина! Да здравствует будущая Императрица!
Я дружелюбно помахала им рукой и послала воздушный поцелуй, а заодно и тех, кто шептал позади меня, что это — верх неприличия!
Мое имя скандировали, а я наслаждалась своим чудесным сном и минутой славы!
— Его Императорское Величество послал гонца и сообщил, что прибудет в течение часа! А также выразил недовольство нашими дорогами! — усмехнулся бородатый, разворачивая послание.
— А кто у нас ответственный за дороги? — поинтересовалась я, поглядывая на свою свиту, читающую свиток.
— Эм А еще он признается в вечной любви к вам! — тут же улыбнулись мне, пытаясь спрятать послание.
— Дайте почитать! — настаивала я, а министры переглянулись.
— Не зачем портить зрение столь скучным чтивом, дорогая принцесса! — улыбались мне приторными, как мед в сиропе улыбками. — Столь скучный и официальный документ — не самое лучше чтиво для столь юной и очаровательной особы! — Послание! — я протянула руку, чувствуя, как по моим губам ползет улыбка. — Стража! Слушать свою принцессу! Если мне немедленно не отдадут документ, то
— Вот, ваше высочество! — занервничали министры, протягивая мне бумаги, которые я тут же развернула.
— И где здесь о любви? А? — поинтересовалась я, нехорошим взглядом глядя на бумагу. — Про дороги вижу, про нищету — вижу, про задворки империи — вижу, а про любовь что-то нет!
— Там любовь сквозит в каждой строчке! — нашелся бородатый, глядя на меня с улыбкой. — В каждой точке и запятой!
— Судя по отсутствию большинства оных, меня недолюбливают! — заметила я, возвращая послание.
И тут дверь распахнулась, продудели трубы, едва не оглушив меня, а с улицы под радостные крики: «Император!» ввалилась целая делегация. Министры вытянулись в по стойке смирно, успев усадить меня на продавленную подушку трона.
Толпа разодетых придворных ввалилась в полупустой зал.
— А почему с нашей стороны никого нет? — поинтересовалась я. — Где наши придворные?
— Есть придворные! — заметил бородатый. — Так вот, придворные находятся там, где им полагаются. При дворе. Покойный король их всех казнил, подозревая в измене! Их прямо и закопали при дворе!
Я представила, как орет лысый и бородатый мужик, что не изменял, причем, не жене, а королю, но тот качает головой, мол, «Не верю!».
— Его Величество, Император объединенных земель Сигизмунд Первый! — торжественно выкрикнул какой-то молодой человек, пока всех прижало в поклонах и реверансах. Сначала на пороге появился вооруженный отряд, плотной кучкой двигаясь в нашу сторону. Я закусила губу, предвкушая незабываемую встречу, как вдруг телохранители расступились, и мне навстречу шагнул сгорбленный старик. Я почувствовала себя ослепительной женщиной, ибо старик стал щуриться в мою сторону. Мутный блин передает тебе привет! Мутный блинчик может помахать тебе ручкой.
— Красавица, — прошамкал роскошно одетый дедушка, трясясь передо мной. «Давайте разделимся! Мы на разведку, а ты — Длинный, Седой и Третий — останетесь прикрывать Лысину! Держитесь, ребята!», — прозвучало пару десятилетий тому назад. Ко мне потянулась костлявая рука, унизанная перстнями. — Ну, здравствуй, любовь моя!
Что-то мне подсказывало, что любовь сродни инфаркту. В данный момент статистика смертности от инфаркта среди людей до тридцати пяти, стала присматриваться ко мне.
— Моя будущая супруга! — снова прошамкал дед, глядя на первого министра, кашляя так, словно «будущая вдова». — Ты просто ослепительна! Твои роскошные кудри свели меня с ума!
Это — не кудри, это маразм. Я вспомнила портрет, понимая, что нужно было сразу уточнять дату. Причем не только год, но и век!
— Свадьбу сыграем немедленно! — прошамкал дедушка, пытаясь понять мое точное местонахождение, но пока что его «любовью» наслаждался бородатый. — Недурна! Ой, недурна! Я рассчитываю, что у нас с тобой будет наследник!
— Подследник! — сглотнула я, глядя, как старикан лезет целовать руку первому министру с требованием родить ему сына. Ни пособие, ни пенсия венценосного дедушки первого министра не прельщала, поэтому он учтиво нацелил «голубой огонек страсти и старости» в верном, так сказать, направлении.
Если где-то есть шапка-невидимка, то мне сейчас срочно нужна шапка-недадимка нас в обиду! Я нервно оглядывалась по сторонам, понимая, что жених с истекшим сроком годности вызывает у меня примерно ту же реакцию, как и злосчастный йогурт.
— Я умираю от страсти! — шамкает старичок, протягивая ко мне холодную руку. — Желаю свадьбу! Немедленно!
Какая свадьба? О чем это вы? Но старик Хоттабыч не унимался, почесывая жиденькую бороденку. Видимо, желаний он исполнил уже предостаточно, но я как-то больше склонялась к доброй фее.
— А пока все готовятся к церемонии, — заметил дед, — расскажи мне, красавица, о себе!
— О! Ваше Величество! — смахнул скупую слезу толстяк. — Это очень грустная история! Как только наша принцесса появилась на свет, ее прокляли!
— Какой у тебя приятный голосок, милочка! — умилился Император. — Просто нежный, как у птички! Продолжай, дитя мое!
— Принцессу прокляли, — повторил толстяк, увернувшись от поцелуя руки и сделав шаг назад.
— Да, проказа — это скорее проклятие, чем награда! — горестно вздохнула я, расчесывая руки. — Но ничего! Чешется, значит, еще не отпало! Кашляю, значит, дышу! Все в порядке! Мне сказали, что до свадьбы заживет!
— Для того, чтобы снять проклятие, мы отдали ее на воспитание волкам! — продолжил бородатый, искоса глядя на меня.
— С волками было вполне неплохо! Если бы не блохи, то вообще бы замечательно! Никак не могу от них избавиться! — ядовито заметила я, снова почесываясь.
— У нашей принцессы — хорошее образование! — вставил лысый. — Что является очень важным качеством для будущей Императрицы! — Да, помню-помню, как волки собрались всей стаей и спросили меня: «Куда поступать будешь? В политех или в ин. яз?». Вопрос застал меня врасплох. Вожак стаи, Акелла, сказал, что я — гуманитарий, так что политех отменяется! А вот в ин. яз слишком дорого! А потом они повыли на луну, и решили, что лучше в медицинский! На санитара — леса! — зевнула я, гаденько улыбаясь.
— Потом(, ее подобрал добрый дровосек и удочерил ее! — продолжил бородатый, утирая скупую слезу.
— Помню-помню, как лес валила! — вставила я, откидываясь на спинку. — Я еще помню, как мы всей семьей песенки пели: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла! Гоп-стоп! Ты кошелечек отдала!». У меня еще татуировка есть!
— Но добрый дровосек скоро скончался, — горестно закивал толстяк, прищуриваясь в мою сторону.
— Еще бы! Рудники — не лес! Я ему говорила, мол, не надо бежать, а он мне: «Прорвемся!», — согласилась я, украдкой щипая себя. В этот момент противный звон будильника казался мне райской музыкой, а ненавистная работа, эксплуатирующая меня и в хвост и в гриву — курортом!
