Андрей удивился.
— Ни разу не слышал.
— Примите как факт и попробуйте найти ответ.
Андрей наморщил лоб, закатил глаза и прикусил нижнюю губу. У него это, видимо, такие же сопутствующие признаки сосредоточения, как у Гаврилы Ивановича — чесать нос.
— Джонни, Джон, Иоанн, Ян… Логичнее, если бы Вадик так называл Яну. Свидетели не могли ошибиться?
— Ошибиться может любой, но существует критическая масса, после которой предположение становится фактом.
— Двести лет назад теплород считался фактом. — Андрей улыбнулся одними глазами. — А эфир шел в таблице Менделеева первым химическим элементом. Тогда это были факты.
— Не отвлекайтесь. Сейчас я задам личный вопрос, просьба не уходить от ответа. Насколько нам известно, вы с Вадимом Геннадьевичем Чайкиным были друзьями детства, напарниками в играх квазиреальности, вместе учились и полюбили одну девушку. Она выбрала вашего друга. Как это повлияло на ваши отношения?
— Я сменил место работы, и мы перестали общаться.
— Вы все еще любите ее?
— Уже нет. Чувства угасли. Во-первых, и это главное, она выбрала другого. Еще сыграло роль, что Яна перестала быть человеком в традиционном понимании, она превратилась в растение, в нечто вроде живого дома — ты его видишь, ты знаешь, что он живой, но он не человек. Если бы Яна выбрала меня, возможно, мои чувства были бы другими, но сейчас для меня Яна и Вадим — бывшая любовь и бывший друг.
— Вы могли бы осознанно сделать что-то, что навредит вашему бывшему другу?
Андрей посмотрел на Гаврилу Ивановича так, будто тот прибыл из прошлого века:
— А вы?
«Относись к ближнему как к себе» сидит у него в подкорке. Люди, которые думают по-другому, встречались, их единицы, они скрывают свой образ мышления, но они есть. О них знают, и они знают, что находятся под контролем, поэтому проблем с ними не бывает — установившиеся моральные нормы выполняются даже в случае несогласия, иначе в обществе не выжить. Андрей Сигал, к счастью, даже не догадывался, что возможны варианты.
— С кем из сотрудников Центра поддерживаете отношения?
— Ни с кем.
— Но в потоке за новостями о Центре следите?
— Это по работе. Наш биоцентр — филиал Зайчатника, наши успехи зависят друг от друга.
Следующий вопрос прозвучал спокойно, как очередной из серии столь же незначительных.
— Расскажите о смыжах. — Ударение в необычном слове сначала было сделано на первом слоге, затем на втором: — Или правильно говорить «смыжИ»?
Веки Андрея хлопнули, лицо вытянулось:
— Рассказать о чем?
— Откуда вы знаете, что «о чем», а не «о ком»?
— Хорошо, о ком?
Давление, пульс, психические характеристики — в норме. Андрей действительно не знает. На всякий случай надо зайти с другой стороны:
— Разве вы ничего не слышали о смыжах?
— Нет.
— Не встречали это слово в планах или отчетах, не слышали в случайных упоминаниях?
— Никогда.
Гаврила Иванович вздохнул. Жаль. Это была ниточка. Странная, непонятная, но все же. Теперь нет и ее.
Андрей в очередной раз не выдержал:
— Может, вы все же расскажете, что случилось?
— На Марсе пропал академик Зайцев. Он никуда не выходил и исчез среди ночи в живом доме собственного изобретения за день до торжественного заселения туда марсиан. Просто исчез. Бесследно. Ни один датчик не сработал, ни одна служба не запеленговала никаких перемещений. Внутренний чип одномоментно заглушен. Мы решили связаться с супругой Максима Максимовича, но ее метка, которая показывала, что Раиса Прохоровна находится дома, тоже исчезла. Мы проверили остальные дома…
Судя по лицу, Андрей уже понял. Он хотел что-то спросить, но Гаврила Иванович продолжил:
— Этой ночью исчезли, за одним исключением, все жители поселка. Все, кто ночевал в живых домах, одновременно с Марсом.
— А в Баренцевом море?! — выдохнул Андрей с надеждой.
Подводная станция у острова Колгуев — второе, после Зайчатника, место, где немешарики успели заселить.
— Тоже. Вы можете это объяснить?
Было видно — не может. Датчики состояния сообщали, что объект номер два близок к шоку.
— Пропали все сотрудники Зайцева кроме Милицы Дрогович, — добавил Гаврила Иванович. — Мы удивились, когда обнаружили ее метку в реке.
— Почему она…
— А ваше мнение?
Андрей несколько секунд кусал губу.
— Может быть — возраст? Остальные сотрудники намного старше.
— Вадим Чайкин и Юлия Потанина были старше всего на несколько лет.
— Вадик тоже?! Ах да, вы сказали «все»… А Яна?
— Тоже.
— И все же Милица младше всех. Возможно, существует некий возрастной порог. Скажем, двадцать лет — и все, кто старше, исчезают…
— Почему и как?
— Чрезвычайщики — вы, и это вас я должен спрашивать.
— Со временем ответим. Пока хотелось бы выслушать ваше мнение.
Андрею на ум пришла новая версия, но она ему не понравилась. Парень замялся, глаза стали буравить пол.
— Говорите уж, — по-доброму выговорил Гаврила Иванович.
— Милица могла остаться в живых, потому что замешана в произошедшем.
— Поэтому мы не дали ей возможности вернуться домой или воспользоваться собственным птериком — неизвестно, что могло произойти в этом случае. Никто не говорит, что Милица виновна, но исключать ничего нельзя. Пока ясно только, что живые дома представляют опасность. Тип угрозы неизвестен, способ воздействия и механизм использования тоже неизвестны. Нужно собрать как можно больше информации обо всем, что связано с проектами Зайцева, и о его сотрудниках. Вспомните еще раз: бросилось ли в глаза что-нибудь необычное?
— Когда я прилетел, поселок выглядел безлюдно, хотя в это время снаружи должно быть столпотворение: утренние зарядки, пробежки, купания… Почему-то я не обратил на это внимания, голову занимали мысли по работе.
Гаврила Иванович кивнул:
— Спасибо. Как будет, что добавить — зовите. Пользоваться потоком можно без ограничений, но извещаю, что контакты, адреса и контент до окончания расследования отслеживаются.
Перед тем, как вновь вызвать объект номер один, Гаврила Иванович заказал кофе, принтер услужливо разинул пасть, из выдвинувшейся чашки в нос, от которого вновь спешно убралась рука, ударило бодрящим ароматом.
Вкус не разочаровал, но что-то в подсознании упрямо твердило: выращенный на ветке, вручную перемолотый и лично сваренный кофе был бы лучше. Химический и биологический анализы подтвердят, что разницы никакой, но внутренний голос логикой не заткнешь, у него на все есть собственное мнение. Самое странное, что иногда, вопреки как общему мнению, так и неопровержимым аргументам и казавшимся непробиваемыми фактам интуиция оказывалась права. Иначе Гаврила Иванович не занял бы пост, который сейчас занимал. А занимал он его по праву — предыдущие дела решались с блеском и изяществом, которые сотрудники воспринимали как нечто волшебное, не без «вмешательства свыше». Даже кличку придумали: Колдун. В хорошем смысле. Если такое возможно.
