Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Взгляд на систему умозаключений, заложенных в психике, как на адаптацию к условиям внешней среды – это всего лишь начало программы исследований. Эволюционная гипотеза заслуживает внимания только в том случае, если дает нам возможность предвидеть новые или неявные стороны системы интуитивных умозаключений, и только когда мы можем подтвердить эти предположения с помощью наблюдений или в ходе эксперимента. Поскольку системы сильно различаются, различаются и исследовательские программы. Поэтому не следует ожидать, что описанная в этой книге новая конвергенция в науке приведет нас к новой теории человеческих обществ. Но она может дать нечто куда более полезное и вероятное – серию ясных объяснений множества разнообразных свойств человеческого разума, участвующих в построении общества.
Правило III. Не антропоморфизируйте людей!
Натуралист-любитель и поэт Морис Метерлинк как-то написал, что, когда самка муравья кормит личинок, ее лицо выражает нежность, а взгляд полон жертвенной материнской любви[29]. Метерлинк мудро сменил стезю, став поэтом и драматургом. Никто из исследователей, даже восхищаясь многими качествами муравьев, не принял бы такое описание всерьез. Но в нем отражается способ воспринимать природу, распространенный по сей день. Прежде чем люди кое-что узнали о причинах грома и землетрясений, казалось совершенно естественным полагать, что за этими впечатляющими явлениями стоят высшие силы, посредники. Мы научились избегать такого рода объяснений. Миром правят законы физики, а не намерения неких сил. Деревья растут, а реки текут не потому, что им этого хочется. По мере того как наука постепенно увеличивала наши знания о подлинном устройстве мира, исследователи избавлялись от остатков антропоморфизма, считающего другие виды живых существ человекоподобными, и анимизма, одухотворяющего деревья, реки или грозы.
Есть, однако, одна область, в которой этот отход от анимизма и антропоморфизма все еще встречает значительное сопротивление, – это поведение человека. Когда мы пытаемся объяснить, почему люди делают то, что они делают, мы вполне естественно склонны рассматривать их как личности. То есть мы предполагаем, что поведение людей вызвано их намерениями, что люди осознают эти намерения и могут выразить их. Мы также полагаем, что люди целостны, то есть у каждого индивидуума есть свои предпочтения, например, в отношении чая или кофе, и потому было бы странно спрашивать, какая часть личности склонна к такому предпочтению или сколько подструктур психики предпочитают кофе. Мы воспринимаем людей в целостности и единстве, иначе говоря – антропоморфизируем.
В науке о человеке это так же неверно, как и в науках, изучающих реки и деревья. На самом деле на протяжении многих веков антропоморфизм по отношению к людям был главным препятствием к изучению их поведения. Считалось, что у человеческих поступков есть определенные причины, что люди осознают эти причины, что в нашем разуме есть контрольная система, оценивающая эти причины и на этой основе управляющая поведением, но все эти предположения только вводили нас в заблуждение. Они препятствовали корректным исследованиям и потому должны быть отброшены.
Разумеется, нет ничего плохого в том, чтобы относиться к людям как к личностям, когда мы вступаем с ними в общение, – напротив, это хорошо. Представлять других как уникальных субъектов со своими предпочтениями, целями, мыслями и стремлениями – основа всех моральных норм и суждений. Видеть их в целостности, то есть с некой централизованной способностью к суждению, которая и становится арбитром между различными целями и намерениями, – это еще и единственный способ определить вину и ответственность. Такой способ мышления мы применяем автоматически, и он необходим для взаимодействия в социуме.
Но не для науки. Когда дело доходит до понимания фактических причин поведения, то, что нам известно к сегодняшнему дню о человеческом разуме и его нейронной основе, говорит, что мы должны оставить представление о централизованном управлении нашими действиями, что за нашим предпочтением чая или кофе может скрываться работа множества автономных систем. Короче говоря, нам следует судить о разуме так же, как мы судим об автомобилях: заглянуть под капот и сообразить, как отдельные части вносят свой вклад в результат работы. Мы без труда понимаем, что этот подход верен по отношению к таким сложным системам, как пищеварение или иммунитет. Но все оказывается куда сложнее, когда дело доходит до мышления.
Проблема в том, что мы, люди, думаем, что уже знаем, как работает мышление. Например, мы полагаем (не всегда осознавая это), что процесс мышления происходит в некоем центральном процессоре, где различные мысли, по существу, подобные тем, что мы воспринимаем сознательно, оцениваются, соединяются с эмоциями и порождают намерения и планы действий. Все люди обладают тем, что психологи называют спонтанной теорией сознания или интуитивной психологией, набором систем интуитивных умозаключений, которые осмысливают поведение других действующих лиц с точки зрения намерений и убеждений[30]. Интуитивная психология автоматически активизируется, когда мы анализируем поведение другого человека. Мы видим, как кто-то идет, вдруг застывает на месте, потом поворачивается и спешит в противоположном направлении – и не можем не предположить, что человек внезапно вспомнил, что о чем-то забыл, и теперь стремится выполнить первоначально намеченную задачу. Слова, выделенные курсивом, описывают невидимые, внутренние состояния человека, которые приходят нам на ум, когда мы анализируем поведение. Мы спонтанно приписываем представителям других видов намерения и убеждения: иногда, в том случае, если нам нужно предсказать их поведение, это срабатывает, но весьма часто нет. Так же мы относимся и к сложным машинам, особенно обрабатывающим информацию, например к компьютерам.
Проблема в том, что интуитивная психология не описывает точно и детально работу мышления. Возможно, здесь придется кстати такой пример. Мы обычно антропоморфизируем работу компьютеров. Например, говорим, что компьютер пытается отослать какой-то материал на принтер, но не знает тип этого принтера или не понимает, что принтер отключен. Такие определения имеют смысл, поскольку описывают ситуацию в том смысле, что что-то происходит не так и это нужно исправить. Но если мы хотим разобраться, почему, как и когда происходит тот или иной компьютерный сбой, мы используем совершенно иной словарь, упоминая физические и логические порты, последовательные протоколы, адреса сети и пр. Философ Дэниел Деннет описывает этот сдвиг объяснительных модусов как переход от интенциональных установок, когда мы описываем ситуацию с точки зрения убеждений и намерений, к установкам проектным, когда речь идет о компонентах и их соотношениях[31].
Понимание того, как работает наше мышление, требует подобного перехода от интенциональных установок к проектным, что иногда кажется сложным, противоречит нашей интуиции. Казалось бы, что сложного в том, чтобы понять, что такое убеждение. Одни люди убеждены в существовании привидений, а другие нет, кто-то убежден, что положил ключи от машины в карман или что у гитары шесть струн и т. д. Но в определенных обстоятельствах разговор об убеждениях может увести нас в сторону.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
