Тяга к знанию и природное любопытство с одной стороны встречается с подсознательным страхом с другой. Первобытный, неосознаваемый страх в каждом конкретном человеке – и столь же непобедимое инстинктивное любопытство. Человеку интересно знать правду — но только ту, которая ему ничем не угрожает. И эта безопасная «правда» как раз и содержится в концепции природного катастрофизма, перед которым все равны и с которым в принципе можно справиться. А реальная правда относится к биологическому катастрофизму, которому современная цивилизация противостоять не сможет.
Все космические, религиозные и водно–огненные концепции катастрофизма – это бегство вовне. Катастрофа находится внутри человечества. И одновременно на пересечении с курсом цивилизации.
Реальная загадка предопределенности судьбы цивилизации разделяется на два варианта. Но любое решение сводится к тому, что стороны должны остаться и останутся при своем.
Вариант один. Если гибель цивилизации предопределена, какова цена всем ее игрушкам – накоплениям, собственности, власти, и что вообще станет с биржевыми индексами. Хотя, впрочем, если бы был спрогнозирован неизбежный конец света, акции бы, конечно, сначала упали. Но потом бы они все рано немного поднялись. А сами репортажи об апокалипсисе постоянно прерывались бы рекламой.
Вариант два. Если спасение цивилизации возможно, то это дорого стоит. Вопрос в том, кто за это спасение заплатит. Причем дело здесь не в деньгах, а в разделении общества на имеющих билет в будущее и не имеющих такового. Лотерея, конечно, имеет место, но лотерея начинается после предопределенности. И самое трагичное, что билеты уже выданы, касса закрыта, и скандалить бесполезно.
Самое последнее дело – уговаривать цивилизацию остановиться. Для спасителей подобное кончалось гораздо хуже, чем для самой цивилизации, и как раз спасителей она переживала. Законы истории непреодолимы на уровне массы, но они обходимы на уровне личности. Она не остановится и будет продолжать идти своим курсом. Знание нужно не цивилизации, не всем людям, оно нужно избранным. Тем, кто изберет сам себя.
История начинается
Единственный смысл описания возникновения человека и его эволюции — выяснить, что ему как виду присуще и что нет. В то время, когда все держалось на инстинктах, такой вопрос не мог бы быть поставлен. Но в ситуации, когда масса людей с нарушенными инстинктами создает социумы, люди с инстинктами нормальными могут неосознанно повторять их поведение. Если первые могут себе это позволить, поскольку к виду больше не относятся — ведь они вымирающие в силу тех же нарушений инстинктивного механизма, то вторым нужно дать шанс, предоставив свод правил, что можно делать, а что нельзя. Судя по тому, что сводам подобных правил множество тысячелетий — этот вопрос далеко не нов.
Человечество — вид, появившийся в результате эволюции. В свое время, эволюционируя, человек следовал инстинктам. С усложнением общества человек здоровый инстинктам в равной мере привержен, но не всегда может на их базе принять решение. И потому, чтобы создать систему правил вида, нужно выяснить, что человек делал и как себя вел, когда вид развивался, когда эволюция еще не была закончена. Нужно также выяснить запретные правила, т.е. что сделали люди, не прошедшие через очередное «горлышко эволюционной бутылки» – через период жесткого отбора на соответствие.
Человечество прошло через целый ряд «бутылочных горлышек». Когда не было удачной охоты, вымирали чистые охотники. Когда не было урожая, вымирали чистые собиратели. Так люди и стали охотниками–собирателями. Вот и правило: рацион питания должен быть разнообразным. Хотя и ученые, и целые культуры — например, индийская — ставят этот вопрос под сомнение. Что ж, достаточно сравнить уровни развития цивилизаций индийской и европейской, и выяснится, кто именно прав.
Человеческая группа не рассчитана на существование в некоторых условиях, попав в них, она погибает. То, что оказавшись на холоде без огня, любая группа погибнет — это явно. Но существуют и неявные ситуации, попав в которые, человеческая группа гибнет не сразу, а постепенно, теряя биологическое качество в каждом поколении. Как пример подобной ситуации можно рассмотреть случайный отбор в человеческом обществе, который будет рассмотрен далее.
Кроме того, между человеческими группами существует внутривидовая конкуренция. Все люди на земле — это потомки одного рода победителей, когда–то уничтоживших конкурентов. А потом из разросшегося рода победителей снова вышли победители, и снова все люди — это их потомки. Промежуточных видов человека нет — нет ни синантропов, ни неандертальцев. Это не правило человека, это закон природы, почему–то удивляющий некоторых ученых. Но ведь первым делом всегда и везде уничтожаются ближайшие конкуренты, и только потом — остальные. Промежуточных видов не существует потому, что они были уничтожены основными видами в ходе борьбы за жизненное пространство. Так человек уничтожил неандертальцев, и, возможно, синантропов. А сейчас он добирается до горилл и бабуинов.
Видовые правила существуют; их можно в равной степени назвать правилами игры на выживание в человеческом сообществе. Группы, лучше соблюдающие правила, выигрывают в конкурентной борьбе. Группы, проигрывающие в ней, раньше были обречены на уничтожение, ну а в наше милосердное время — на вырождение.
Человечеству в современном представлении свыше 100 тысяч лет. За это время ни внешних, ни интеллектуальных изменений замечено не было. Современная цивилизация только потому достигла удивительных успехов, что обобщила технический опыт человечества предшествующего. И еще раз – чисто интеллектуально, на уровне мыслительных способностей, человек современный не превосходит человека первоначального.
Среда, в которой в том числе живет и человек, обобщенно говоря – мир – величина изменяемая. Климат, уровень моря, зоны ледников – ничто не стоит на месте. Любой вид в соответствии со средой возникал как динамически развивающаяся единица. Если единица останавливается в развитии, то динамически изменяющийся мир ввергает ее в круговорот циклов. Человек развился когда–то, с тех пор он не развивался. И соответственно, с тех пор он должен пребывать в состоянии цикличности. Так и происходит по сию пору – начиная с циклов цивилизационных и кончая циклами национальными.
Начиная с публикации работы Дарвина делались попытки перенести принципы естественного отбора на человеческий вид. Все эти попытки оказались обречены на неудачу – в человеческом обществе не было выявлено механизмов естественного отбора. Так эти начинания и заглохли. Но ведь каким–то образом человек пришел к интеллекту, а кроме естественного отбора вариантов у «прихождения», у эволюции просто нет… Напрашивается вывод – в доисторические времена естественный отбор в человеческом обществе существовал. Причем это был не просто отбор – в нем присутствовал интеллект как один из элементов. А в современном обществе такого отбора действительно нет.
Для того, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, следует прокрутить хронометр к началу человеческого общества; и не обязательно к самому началу, о котором толком ничего не известно – достаточно любого доисторического сообщества, живущего в гармонии со средой и имеющего тенденции к развитию.
