— Мой повар приготовил нам кое-что перекусить, — произнес Майлс, взяв Элизабет за руку и направляясь вместе с ней к столу.
Вздрогнув от его прикосновения, она бросила взгляд на стол, в центре которого на блюде с отварным рисом и соусом кремового цвета красовались крохотные жареные перепела; чуть поодаль — блюдо со свежими устрицами. В шафрановом соусе плавали дольки яиц, сваренных вкрутую. На столе лежали также тонко нарезанная солонина, икра на обжаренном с двух сторон хлебе, фаршированная луком и орехами рыба, печеные груши, а также фруктовые пирожные со взбитыми сливками и сочный пирог с ежевикой.
Потрясенная Элизабет смогла только выдавить из себя:
— Недурственно вы, однако, путешествуете. Майлс взял Элизабет за руку, и, когда он резко повернул ее к себе лицом, она вновь почувствовала головокружение и ухватилась за стоявший рядом стул.
— Это все для тебя, — сказал Майлс, усаживая Элизабет за стол. — Я больше не позволю тебе голодать.
— Каким это образом? — спросила она усталым голосом. — Вы что, будете прижигать мои ноги раскаленным железом? Или, наверное, у вас собственные методы принуждать женщин исполнять ваши желания?
Майлс нахмурился. Схватив Элизабет за плечи, он сильно встряхнул девушку и произнес:
— Ты права, у меня собственные способы наказания.
Никогда прежде Элизабет, не видела у Майлса такого выражения лица; его глаза приобрели стальной оттенок, в их серой глубине замерли голубые огоньки. Нагнувшись и не обращая внимания на ее попытки вырваться, он поцеловал ее в шею.
— Интересно, сознаешь ли ты, насколько ты притягательна? — пробормотал Майлс, уткнувшись в шею девушки.
Едва касаясь губами ее кожи и согревая своим теплом, Майлс осторожно целовал Элизабет, поглаживая видневшееся из-под разорванного платья плечо. Просунув руку под платье, кончиками пальцев он начал медленно ласкать ее грудь и нежно покусывать зубами мочку уха…
— Я хочу обладать тобой, Элизабет, — прошептал он так тихо, что она скорее почувствовала, чем услышала его слова. — Я хочу растопить лед отчуждения между нами. Я сгораю от желания прикасаться к тебе, ласкать твое тело и хочу видеть в твоих глазах такие же желание и восторг, которые наполняют меня.
Пока Майлс ласкал ее, Элизабет оставалась неподвижной, как и прежде не испытывая никаких чувств. У нее не было отвращения к Майлсу: он не причинял ей боли, из его рта не исходил дурной запах. Правда, она не ощущала и никакого возбуждающего прилива крови, о котором со смешком рассказывали подруги в монастыре.
— Если я дам клятву не отказываться от еды, вы прекратите издевательства надо мной? — холодно спросила Элизабет.
Отпрянув, Майлс с минуту изучал ее лицо, и Элизабет приготовилась к оскорблениям. Все мужчины, обнаружив, что их любовь не приводила ее в трепетный восторг, заканчивали тем, что обрушивали на нее поток брани.
Спокойно улыбнувшись и вновь погладив Элизабет по щеке, Майлс подал ей руку, приглашая к столу. Не обращая внимания на протянутую руку, она приблизилась к столу, пытаясь скрыть от Майлса свое смущение.
Ухаживая за девушкой, Майлс старался положить на украшенную орнаментом серебряную тарелку самые лакомые кусочки и улыбнулся, когда Элизабет принялась за еду.
— Теперь вы поздравляете себя с тем, что спасли меня от голода, — сказала она. — Мой брат будет благодарен вам за то, что вернете меня в полном здравии.
— Я пока не собираюсь тебя возвращать, — мягко возразил Майлс.
Скрывая от него свое огорчение, Элизабет склонилась над тарелкой.
— Роджер заплатит любой выкуп, какой бы вы не запросили.
— Я не возьму ни гроша от убийцы моей сестры, — процедил сквозь зубы Майлс.
Элизабет швырнула ножку перепела на тарелку. — Вы уже говорили об этом раньше, но я ничего не знаю о вашей сестре!
Повернувшись к Элизабет, Майлс посмотрел на нее холодными пронзительными глазами.
— Роджер Чатворт пытался овладеть девушкой, которая была помолвлена с моим братом Стивеном, а когда Стивен встал на защиту чести своей невесты, твой брат нанес ему удар в спину.
— Не может этого быть! — воскликнула Элизабет в изумлении.
— Стивен, тем не менее, ранил Чатворта, но не стал убивать его, но в отместку Чатворт похитил мою сестру, а позднее — и невесту Стивена. Он изнасиловал мою сестру, и она выбросилась из окна.
— Нет! И еще раз нет! — закричала Элизабет, зажав уши.
Поднявшись и вновь схватив ее за руки, Майлс продолжал:
— Твой брат Брайан любил мою сестру, и, когда она покончила с собой, он освободил невестку Стивена и привез тело моей сестры.
— Вы лжец! Вы злой человек! Отпустите меня! Прижав Элизабет к себе, Майлс с безучастным видом удерживал ее в своих объятиях.
— Конечно, неприятно слышать, что любимый тобой человек способен на такое.
Элизабет знала немало способов, как отвязаться от мужчин. Майлс, напротив, не встречал еще женщин, пытавшихся ускользнуть от его объятий. Элизабет изо всей силы ударила Майлса коленкой в пах, и он мгновенно разжал руки.
— Черт возьми, Элизабет! — скорее выдохнул, чем воскликнул он, опершись о стол и прижав руку к больному месту.
— Нет, это пусть вас черт возьмет, Монтгомери, — парировала она и, перед тем как броситься наутек, швырнула ему в голову кувшин с вином.
Увернувшись, Майлс в тот же миг поймал Элизабет за руку.
— Тебе не удастся сбежать от меня, — сказал он, резко притянув девушку к себе. — Кроме того, я собираюсь доказать, пусть даже ценой собственной жизни, что не Монтгомери виноваты в этой вражде.
— Мысли о вашей смерти — самая приятная тема за последние дни.
На мгновение Майлс закрыл глаза, словно моля о помощи, затем снова взглянул на нее:
— Ну а теперь, если ты уже сыта, пора седлать коней. Мы отправляемся в Шотландию.
— В Шот… — вырвалось у Элизабет, но она вовремя спохватилась.
— Да, мой ангел! — в его голосе послышался сарказм. — Мы собираемся провести время с моим братом и его женой. Я хочу, чтобы ты поближе познакомилась с моей семьей.
— Я знаю о ней больше чем достаточно. Они… Майлс не дал ей договорить, поцеловав в губы.
Элизабет никак не отреагировала на его ласку. Она молча отвернулась.
Долгое время они ехали верхом медленным ровным шагом. За ними следовал целый караван мулов, груженных мебелью, одеждой, продовольствием, оружием и доспехами, что еще больше тормозило их продвижение.
Элизабет ехала на лошади, к седлу которой была привязана веревка, тянувшаяся к лошади Майлса. Дважды пытался он заговорить с ней, но она упорно молчала. Мысли ее вновь и вновь возвращались к рассказу Майлса о брате.
Последние два года единственной нитью, связывавшей ее с семьей, служили письма Роджера и различные слухи, распространяемые бродячими музыкантами. Музыканты, конечно, догадывались о ее принадлежности к роду Чатвортов, и поэтому рассказывали далеко не все, что знали.
