— Вот.
Бобо принял оружие из рук Груздя, пощелкал языком и принялся осматривать. Он попробовал пальцем лазерный прицел, заглянул в дуло, прищурив глаза, рассматривал маркировку сначала невооруженным взглядом, потом с помощью мощной лупы.
— Погоди… — наконец произнес он каким-то неопределенным тоном, — я же просил, чтобы ты привез «юбилейки», а это обычные «блэки», которые у всех мусорских ариков[5]в ОАЗИСах — табельное оружие! Нет, я про «мымры», которые «блэкушных» марок, ничего дурного сказать не хочу. Машинки приличные, работают чисто… но мы-то говорили о «юбилейках»! О новой модели, вах!
— Эт-точно, — ничуть не смутившись, подтвердил Груздь, — только я ж тебе не грибы продаю. Не грибы, говорю, а «стволы», хождение которых за пределами «банок»[6]настрого запрещено ариковским кодексом!.. Сам знаешь, что будет, если нас запалят! Так что бери, что есть! Нет, если ты, конечно, не хочешь, то можешь не брать, но это может попутать небольшой такой рамс. Люди могут не понять. А ты сам усекаешь, что такое непонятка, Кварц.
— Да не надо меня пугать красненьким, у меня у самого сын в пионерах! — откликнулся Кварцхелия с широкой недоброй улыбкой. Потом повернулся к своим и быстро сказал что-то по-грузински. Груздев подался всем телом вперед и выговорил, выставив вперед тяжелую нижнюю челюсть:
— Ты вот что, Бобо. Ты давай говори по-русски, а то мало ли что ты там можешь сказать. И вообще… пора бы и расчет производить. Остальное оружие в машине перед домом. Заберешь вместе с авто, все равно драндулет раздолбанный. В багажнике десять «мымр», как договаривались.
Бобо Кварц потер выбритый до синевы подбородок, разгладил пышные усы. Он не спешил с дальнейшими словами и тем паче действиями. Он щурился и смотрел на Анатолия Петровича, а его руки нырнули в рукава широченного аррантского одеяния, как будто у Бобо мерзли кисти и пальцы. Груздь заговорил первым, нарушая эту неестественную, «неконструктивную» (как сказал бы один из главных героев этого повествования, который появится чуть ниже) тишину:
— Ладно, Бобо. Давай начисляй финанс. Бабло, говорю, где?
— А, конечно, дорогой, — не меняя ни тона, ни тембра, отозвался Бобо Кварцхелия. — Гиви, передай сюда деньги, — показательно по-русски велел он стоявшему за его спиной пышноусому кавказцу. — Видишь, нашему уважаемому партнеру хотелось бы увидеть наличность. Только, дорогой, все равно «блэкушная» марка — это не ЛВВ-40, не «юбилейка». Ну что ж, бывают и накладки, особенно с таким тонким делом, как эти «мымры».
— Да по мне что табельные «мымры» ариков, что «юбилейки» имени этого ихнего пахана… Вейтарволда — один хрен! — довольно пренебрежительно отозвался Груздь, ловя портфель, брошенный ему Гиви. — По мне куда слаще наши ТТ и «калаши». Простые, без фокусов этих выпендрежных, без подсветки этой дурацкой и прочего пижонского фуфла. Просто, надежно, по-нашенски! Верно говорю, Андрюха?
— А то, — отозвался парень, передавший заказчику футляр с ММР.
— Что-то я не понимаю тебя, дорогой, — сказал Бобо. — При чем тут эти твои «калаши»? Мы говорим совсем не о них.
Ты лучше деньги пересчитай, чтобы потом не было между нами никаких непоняток, как ты только что сам сказал. Считай, считай!
Груздь поставил портфель прямо на пол, присел на корточки и раскрыл замок. Заглянул внутрь, взял наугад пачку денег.
— А-а, рубли? — протянул он, разглядывая профиль Ильича на двадцатипятирублевке. — Ясно.
— Есть и доллары. У меня с собой и униты1 есть, и инфоциклы ариковские, если надо, могу ими уплатить, — словоохотливо распространялся грузин, а в голове Груздя сама собой вдруг проскочила нехорошая, тухлая такая мысль: что-то он слишком любезен и многословен, не иначе как выигрывает время. Время!.. Груздь резко вскинул глаза и увидел, как Кварцхелия выпрастывает из широкого рукава одну из рук и быстро смотрит на часы. Время!..
Груздь снова опустил глаза и, перебирая в пальцах земные деньги и аррантские инфоциклы — тускло-желтые пластиковые карточки с продольными металлическими вставками, — произнес:
— А что, Бобо, когда ты на позапрошлой неделе брал партию у Сереги из Воронежа, ты тоже рублями платил? Или «зелень» притаранил вот с этими унитами[7]и разными ариковскими платежками?..
Бобо вздрогнул и подался назад, разлетелись в разные стороны рукава его широченного просторного одеяния, но Груздь почти неуловимым для глаза движением выхватил из-под одежды пистолет и дважды выстрелил грузину прямо в живот. На плотной светлой ткани модного аррантского образца проступило и жадно разрослось, темнея, багровое пятно. Бобо пошатнулся и упал лицом вперед. Он еще успел удержать себя от того, чтобы не растянуться в полный рост и не приложиться лицом об пол — упал на колени, вытянув вперед руки, неловко, угловато. На пол капнула кровь, еще, еще…
Один из парней Груздева выхватил из-под пальто АК и дал короткую очередь по черноусым. Те повалились замертво, не успев издать и звука. Груздь наклонился к самому уху Кварцхелии и выговорил:
— Кинуть хотел, тварь? Я ведь давно знаю, чем ты последнее время промышлять стал. Говорил же я тебе, что «калаши» и ТТ надежнее. Твоя «мымра» и вякнуть бы не успела, к тому же ее подзаряжать надо, а зарядка там и не маялась, и генератор холостой!
Кварцхелия искривил рот и, шумно выдохнув, продавил:
— Ты… Груздь… лучше себе отходную прочти… крыса!..
Анатолий Петрович не стал слушать дальнейших рассуждений умирающего. Под ногами вдруг глухо, надсадно загудел пол. Подслеповато, пугливо заглянуло в грязные окна молодое апрельское солнышко, качнулись, шурша по стенам, дешевые копии великих земных шедевров, когда Бобо Кварцхелия получил свои три пули в голову из груздевского ТТ. Пол загудел сильнее, и у Груздева вдруг побелели ноздри, а пистолет, только что сослуживший так верно, вдруг запрыгал в затрясшихся руках.
В помещение внезапно ворвались растрепанные звуки с улицы, а вместе с ними молодой парень в светлой рубашке, со стоящими дыбом слипшимися волосами. Грохнула за его спиной, захлопываясь, дверь.
— Груздь, там арики на «летуне»! — крикнул он, и тотчас же дверь позади разлетелась в щепки, а вместе с нею полстены. Посыпалась штукатурка, повалил черный, душный дым.
— Спалил, сука черножопая! Сдал арикам! — скрежетнул зубами Груздев, круто поворачиваясь на каблуках. — Значит, мы его не только за старые «косяки» валили, но еще и за палево, которое поздно чухнули! Валим отсюда, пацаны! Да выкинь ты это барахло! — выкатив глаза, рявкнул он на своего громилу, который прижал к груди раскрытый портфель с рублями, унитами и инфоциклами. — Выкинь, говорю, все равно бабки фальшивые! Я сразу просек… не баклан какой-нибудь! Кварц, падло, решил нас по полной опустить! Собственными кишками удавить… гнида!.. Делаем отсюда ноги… ноги!
