Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
– Для меня нет, девочка. У меня всю жизнь украли.
И неожиданно для Шеметовой – а может, и для себя – рассказал печальную историю своей украденной жизни.
Немцы вошли в их деревню под Ржевом в сорок втором. Отец был где-то на фронте, мать убило при немецком наступлении. Потом долго шли бои, сколько, не помнит.
Сначала мальчонку подкармливали враги (односельчан практически не осталось, деревня была сожжена и разрушена полностью), хотя он особо не понимал причинно-следственных связей происходивших ужасов. Потом наши вышибли немцев, и мальчик прибился к красноармейцам.
Потом немцы вышибли наших, но Ваня отступил со своей частью. Потом еще три года постоянно наступали и отступали, люди гибли во множестве, однако Ивану Гавриловичу эти дни до сих пор кажутся лучшими в жизни. Ну, может, кроме тех, когда он жил с мамой и папой. Впрочем, те времена, наверняка счастливые, он толком не помнит, домысливая не сохраненные памятью картинки.
А любит он военное время, потому что и его тогда действительно любили. Некоторые из любящих погибали. Их место занимали другие.
Почему сына полка, несмотря на строгие предписания, не сдали в детдом или суворовское училище, история умалчивает. Может, потому, что взрослые так же привязывались к ребенку, как и он к ним. Поди попробуй сдать своего сынка в детдом, если ты в здравой памяти и трезвом уме.
Короче, в Берлин Иван Лопухов вступил в возрасте двенадцати лет и в чине ефрейтора. Было ли звание присвоено официально, история пока снова умалчивала. Но на плохо читаемой старой фотке, которую Иван Гаврилович бережно протянул Ольге, можно было разглядеть и сиротливую ефрейторскую лычку на погоне, и даже две медали на впалой груди пацана.
– Так у вас и награды есть! – обрадовалась Шеметова: адвокат в ней не замирал ни на миг.
– Были, – сказал Иван Гаврилович. – «За отвагу» – на наш госпиталь напали, в конце войны уже. Все отстреливались, я тоже.
– Вы в кого-то попали? – спросила Ольга.
– Не знаю. Не помню. Мне страшно было, – честно ответил Лопухов.
Ольга уже заметила, что для старого закоренелого вора-рецидивиста Иван Гаврилович был непрофессионально честен и открыт.
– А вторая медаль за что?
– Когда война кончилась, нам всем дали, – равнодушно ответил старик.
– А документы о наградах у вас есть?
– Меня когда осудили, медали забрали, – закрыл тему Иван Гаврилович.
– А за что осудили?
– Мы с ребятами в дом зашли. Разбомбленный.
– Зачем?
– Ребята искали выпивку. Ну а я за компанию. Я тогда курил только, а водку мне пробовать не разрешали.
– И что в доме?
– Нашли за прилавком шпулю синего шелка. Там, видно, раньше магазин был. Все разбито от бомбы, подгорело, а эта шпуля была почти целая.
– И что дальше?
– Дальше притащили ее в роту. Все отрезали, кто сколько хотел. Командир, взводные. Потом бойцы. На рубахи.
– А вы?
– Я не стал. Ну зачем мне синяя рубаха? Я себе шарфик отрезал и два маленьких кусочка просто так. Красивые очень. Шарфик думал будущей девушке подарить. А то у всех трофеи, а у меня ничего. Мне уже тринадцать исполнилось, начал я на девушек посматривать.
– А что потом? – уже понимая, что было потом, спросила Ольга.
– А потом какие-то чужие солдаты – я их раньше не видел – оцепили казарму и велели выходить по одному и сдавать трофеи. Офицеров не трогали. Ротный пытался за меня заступиться, но его заткнули.
– Всю роту арестовали? – ужаснулась Ольга.
– Нет, человек двенадцать. Кто вещи сдавал. А так у всех было спрятано или прикопано. Находят баул, а он ничей.
– Вы сдали шарфик?
– Да.
– И за это посадили?
– Восемь лет. От звонка до звонка. Мародерство. Мы как политические шли, без поблажек. Ну а потом пошло-поехало, – вздохнул старик.
Печальная история жизни Ивана Гавриловича Лопухова, со всеми паузами и вздохами, заняла – Ольга по привычке засекла по часам – меньше одиннадцати минут.
– Я все-таки попробую выяснить насчет наград, – сказала Ольга.
– А зачем? – вяло спросил дед.
– Для справедливости, – ответила Шеметова.
– Если для справедливости, то давай, – согласился Иван Гаврилович.
Выложив свою историю, да еще заинтересованному человеку (может, впервые за много лет заинтересованному им), старик как-то успокоился и чуть повеселел.
– Только чтоб не освободили, – даже пошутил он прощанье. – А то опять на старости лет за колбасой лезть…
Почти дословно повторив недавно проскользнувшие в Ольгиной голове мысли.
На этом день не кончился.
Во-первых, нужно было оформить договор с Куницыной на защиту ее сына, включая командировку в Архангельск. С ней же заключал договор и Багров, на защиту второго парня. Имени его Ольга не запомнила, потому что Анна Ивановна обычно называла его просто «дурачок».
Во-вторых, предстояла поездка к потенциальному доверителю, чье отчество, фамилию и двадцать пять процентов доходов собиралась присвоить одна нечестная женщина («свой»-то всегда прав по определению).
Поскольку «пациент» пришел от Олега Всеволодовича, Шеметова направилась прямиком к Багрову.
Впрочем, не стоит себя обманывать. Если б он и не был от Олега Всеволодовича, она бы все равно направилась к Багрову. Просто следовало выдумать предлог, а так все складывалось само собой.
Раз уж пришла, то задала вопрос и про Ивана Гавриловича.
– Олег, – спросила она (они все-таки перешли на «ты»). – Общалась вот с дедом, по пятьдесят первой который. Бесплатник. Ему вообще ничего не надо. Хочет на зону быстрее. А зацепки в деле есть. Если не для освобождения, то для смягчения наказания. И что мне делать теперь?
– Ты адвокат, – коротко ответил Багров. – Делай свое дело. Бейся за подзащитного. Вот и все.
Москва
Ольга Шеметова и Леонард РодригесОтъезд из Москвы по делу сына Анны Ивановны Куницыной откладывался. По не очень хорошей причине. Кто-то из местного начальства решил сделать процесс, как раньше говорили, показательным, переведя его ближе к месту событий. Суд теперь должен был проходить не в Архангельске, а в райцентре Любино, в двух сотнях верст от областной столицы и в двух десятках – от места случившейся трагедии. Перенос объяснили нетривиальностью дела и общественной опасностью содеянного. Соответственно, неотвратимое и жестокое наказание должно было случиться в тех же краях и при тех же свидетелях – местных гражданах. Потому как если не раздавить гидру в зародыше, то кому-то может и понравиться «мочить» представителей власти. К которым, как известно, относится не только милиция.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
