Книга Тимиредис. Летящая против ветра - Надежда Кузьмина

Я жила у Тин уже третий год. Подросла на ладонь,[3]слегка отъелась. На ребристо-плоском рельефе между шеей и животом, который Тин прежде звала шутливо «стиральная доска, а сверху два соска», появились две небольшие выпуклости. И пришли женские недомогания. Вот без последнего счастья я бы точно прожила!

Единственным утешением стало то, что всё произошло по слову Тин, — однажды, медитируя с закрытыми глазами, я увидела поверх знакомой темной снежной равнины серебристый отблеск, будто легкую туманную дымку. Сначала удивилась, а потом поняла, что это и есть те реки силы, о которых говорила Тин. Тем вечером я в первый раз зажгла свечу без огнива.

Тин меня похвалила и подарила купленный в Сухой Сохе кинжал с красивым куском старой бирюзы в рукояти. И велела тренироваться больше. И понеслось: я зажигала и гасила свечи, отпирала и запирала замки, научилась делать маленьких светлячков безо всяких лучин или свечей. Тин кивала. Но предупредила, чтобы я была осторожна — тренироваться не значит надорваться! Пожадничаю — могу потерять всё.

А еще она преподнесла мне сшитые ею лично две пары порток. С кривоватой красной вышивкой у пояса.

— Знаю твое отношение к парням. Да и беречь тебе пока себя надо. Вот, поставила я тут проклятую печать, насколько сил хватило.

— Проклятую печать? Тин, а это что?

— А какой мужик без твоего согласия шнурок развяжет или по-другому снимет, тот силы лишится. Думаю, на неделю или около того…

Я округлила глаза. Вот это да! Здорово-то как!

— Тин, а меня научи? Я тоже так хочу!

— Хорошо, научу. Но помни — это не игра. Пообещай, что просто шутить ты так не станешь. Это — только для защиты. И еще — всё равно всегда будь очень осторожной. Ты понимаешь, что, если парней будет двое, печать тебя не спасет?

Эх-х… жаль.

— Я слышала, что бывают магические щиты, которые защищают тело. Но я так не умею. Это тебе другого учителя надо искать.

Не хочу другого. Лучше Тин нет никого!

Тин протянула руку и взъерошила мне волосы надо лбом:

— Не бери пока в голову! Давай-ка на запруду сходим, искупаемся. Да и плаваешь ты пока неважно, а научиться надо бы — мало ли что? А потом раков половим.

Я облизнулась. Раки — вкусные!

Как мне казалось, кормила меня Тин на убой. Картошки, хлеба, пшенной или тыквенной каши было вдоволь. С маслом или кленовым сиропом. Не реже двух раз в неделю настоящая яичница, каждый день — козье молоко и утром каша на молоке, пару раз в неделю какая-нибудь мелкая лесная дичь — или жаркое, или похлебка. А еще были верши и ловушки для раков на бегущей с гор к югу от нашего дома речке Нестае. Деревенские сюда не ходили — час в одну сторону, полтора обратно — больно далеко. Да и зачем, если рядом с Зеленой Благоденью текла речка покрупнее нашей, звавшаяся Потавой? Тоже и с раками, и с рыбой.

Да и одевалась я не так, как раньше. Вслед за валенками у меня появились настоящие полусапожки на жесткой кожаной подметке. Сверху они затягивались на плетеный кожаный шнурок, как на кошелях. А на ноги полагалось надевать еще и носки. И менять и стирать их каждый день. А ступни тоже зачем-то надо было мыть. Тин смеялась, видя мое недовольство.

— Твоё счастье, что ты лёгенькой крохой была. А то б имела к пятнадцати годам не ноги, а растоптанные лошадиные копыта! Да и сейчас, гляди, как у тебя пальцы в разные стороны торчат! А чтоб потом туфли носить, они должны плотно лежать, один к одному.

Я хлопала глазами — какие туфли? Зачем мне туфли?

Роскошную обувь дополнили плотные штаны, туника, как у охотников, и толстый суконный плащ с капюшоном. На поясе я носила кошель с нужной мелочовкой и подаренный мне кинжал. Обращаться с ним я уже умела — могла и метнуть на десяток локтей, и от нападения прикрыться, и кролика освежевать. И как правильно точить, знала.

Когда оделась в первый раз, Тин покачала головой:

— Мири, если б не волосы да ресницы, тебя б за мальчишку можно бы было принять.

Выглядеть мальчиком меня устраивало. Интересно было бы посмотреть на себя со стороны. Вот только большого зеркала у нас не было. А в речке или в бочке фиг чего рассмотришь.

— Тин, я хочу волосы остричь!

— Не вздумай! Стригут больных лихорадкой да неверных жен! В какую категорию хочешь записаться?

Ой, ни в какую… Но коса тоже надоела. Болтается без толку, нафиг нужна, сама не знаю.

— Мири! Кончай свои фиги по всякому случаю поминать! А то ведь ляпнешь, где не надо! А волосы я тебя подбирать научу. Все, что нужно — хорошая лента в два пальца шириной. Если возьмешь черную или синюю, так с такой и парень ходить может. А к твоим каштановым волосам любой цвет пойдет! Вот, давай покажу просто с полоской ткани.

Тин ловко замотала вокруг полоски концы своих распущенных черных кудрей, натянула ленту и, вертя её пальцами, стала накручивать волосы, поднимая их выше и выше.

— Со спины смотри! — скомандовала она.

А что со спины? Волосы, ровненько так, подворачивались и подворачивались, укорачивались и укорачивались. А потом Тин подняла ленту так, что та прилегла к затылку, и завязала хитрым узлом на темечке.

— Вот так! — и повернулась в профиль.

Ух ты! Черной гривы как и не было. Выглядит, как прилизанная короткая стрижка. На мужика все равно не похожа, потому как лицо тонкое и кадыка нет. Но по прическе и не баба…

— Сейчас узел покажу. Научись завязывать, не глядя, хоть на спинке стула. Потом на голове без накрученных волос. А как наловчишься — тренируйся. Челку я тебе выстричь могу… тогда и впрямь за пацана сойдешь.

Вопроса, как прятать грудь, не возникало. По отсутствию той самой груди. Вместо пышных булок, что так ценили деревенские, у меня имелись два тощих плоских блина на снятом молоке. Тин даже расстраивалась и утешала меня, говоря, что у моей мамы все было очень красивым, а значит, и у меня со временем появится.

Красивым, да… И что ей это принесло?

Однажды Тин дала мне в руки большое железное кольцо. Размером с браслет, но грубое. К таким у коновязей поводья привязывают.