– Но твой брат давно уже добился успеха. Четырнадцать последних лет он каждый месяц посылал твоему отцу чек. На тысячу долларов. Я же сказал тебе, что Пи-Джи выходил из себя, потому что твой отец практически не тратил эти деньги. Дэн просто складировал их в банке, часть, по совету банкиров, держал в ценных бумагах, на них нарастали проценты.
– Это не мои деньги, – голос Джоя дрожал. – Они принадлежат Пи-Джи. Он их присылал, пускай теперь и забирает.
– Но твой отец оставил их тебе. Только тебе. И его завещание – юридический документ.
– Отдайте их Пи-Джи, когда он появится, – ответил Джой и направился к двери.
– Я подозреваю, что Пи-Джи захочет выполнить волю отца. Скажет, что деньги должен взять ты.
– Я не возьму, не возьму, – Джой возвысил голос.
Кадинска догнал его в приемной, схватил за руку, остановил.
– Джой, это не так просто.
– Конечно, просто.
– Если ты действительно не хочешь их брать, тогда ты должен отказаться от наследства.
– Я отказываюсь. Уже отказался. Ничего не хочу.
– Надо составить документ, подписать его, заверить у нотариуса.
И хотя в этот промозглый день в кабинете царил холод, Джоя прошиб пот.
– Сколько потребуется времени, чтобы подготовить эту бумагу?
– Если ты зайдешь завтра во второй половине дня...
– Нет, – сердце Джоя билось о ребра, словно желая выскочить. – Нет, сэр. Я не останусь здесь еще на одну ночь. Я еду в Скрентон. Утром улечу в Питтсбург. Оттуда – в Вегас. Сразу в Вегас. Документы пришлите по почте.
– Наверное, так будет лучше, – согласился Кадинска. – У тебя будет время все хорошенько обдумать, взвесить.
Поначалу адвокат казался мягким человеком, предпочитающим мир книг реальной жизни. Теперь нет.
Джой более не видел в его глазах доброты. Перед ним предстал хитрый оценщик душ с чешуей, замаскированной под кожу, с глазами, которые горели желтоватым сернистым огнем, совсем как у дворняги, которая едва не укусила его на крыльце отцовского дома.
Он вырвался из руки адвоката, оттолкнул его, метнулся к двери, охваченный паникой.
– Джой, что с тобой? – крикнул вслед Кадинска.
Коридор. Дверь фирмы, торгующей недвижимостью. Кабинет дантиста. Лестница. Джою не терпелось выскочить на свежий воздух, под очищающий дождь.
– Что с тобой?
– Не приближайтесь ко мне! – прокричал он.
У ступенек остановился так резко, что едва не скатился с них. Схватился за перила, чтобы сохранить равновесие.
Внизу, под крутой лестницей, лежала мертвая блондинка, завернутая в прозрачную пленку, перепачканную кровью. Пленка туго обтягивала ее груди, расплющивала их. Джой видел соски, но не лицо.
Его мутило от вида ее покалеченной руки, крови, ранки от ногтя на ладони. А больше всего он боялся, что она заговорит с ним из-под вуали из пленки, скажет то, что ему не следует знать, что он не должен знать.
Заскулив, как загнанное в угол животное, он повернулся и зашагал обратно.
– Джой?
Генри Кадинска стоял в тускло освещенном коридоре. Тени укрывали адвоката, блестели только очки с толстыми линзами, которые отражали желтый свет лампочки, висевшей под потолком. Он загораживал Джою путь. Приближался. Чтобы воспользоваться еще одним шансом уговорить его пойти на сделку.
Как же Джою хотелось вдохнуть свежего воздуха, подставить лицо под очищающий дождь. Повернувшись спиной к Кадинска, Джой снова двинулся к лестнице.
Блондинка по-прежнему лежала внизу, протягивая руку ладонью вверх, молчаливо о чем-то просила, возможно, о милосердии.
– Джой?
Кадинска уже рядом.
Джой двинулся вниз, сначала осторожно, потом быстрее, решив, что переступит через блондинку, если она действительно лежит у лестницы, пнет, если она попытается его схватить. Вскоре он уже перепрыгивал через две ступеньки, практически не держась за перила, треть лестницы осталась позади, половина – а девушка все лежала, осталось восемь ступенек, шесть, четыре – блондинка протягивала к нему руку, красный стигмат блестел в центре ладони. Шеннон закричал, достигнув последней ступени, и с его криком женщина исчезла. Нога опустилась на то место, где она только что лежала, Джой с силой распахнул дверь, вывалился на тротуар перед таверной "Старый город".
Повернулся к витринам, за которыми переливались зеленым и синим рекламные надписи, падающий с неба дождь стал ледяным, готовясь обратиться в мокрый снег. Через несколько секунд Джой промок... но не очистился.
Забравшись в кабину, он достал фляжку, которую ранее засунул под водительское сиденье.
Дождь не очистил Джоя изнутри. Он надышался грязным воздухом, который теперь отравлял организм. Но купажированный виски обладал отменными асептическими свойствами.
Джой отвернул крышку, поднес фляжку ко рту, глотнул. Повторил.
Алкоголь обжег горло, перехватило дыхание. Джой завернул крышку, боясь, что выронит фляжку из рук и прольет драгоценные остатки.
Кадинска не последовал за ним под дождь, чему Джой только порадовался. Ему хотелось без задержки уехать из Ашервиля. Он завел машину, отвалил от тротуара, расплескал лужу на перекрестке и поехал по Главной улице к окраине города.
Но Джой не верил, что ему удастся так просто покинуть Ашервиль. Чувствовал: что-то его остановит. То ли заглохнет двигатель и откажется заводиться вновь. То ли кто-то врежется в него на одном из перекрестков, хотя машин практически не было. Молния могла ударить в телеграфный столб и завалить его поперек дороги. Что-то хотело помешать ему выбраться из города. Шеннон не мог объяснить, откуда возникло ощущение, но ничего не мог с собой поделать.
Однако опасение оказалось ложным. Джой добрался до границы Ашервиля и пересек ее. Главная улица перешла в обычное шоссе. Жалкие домишки сменились лесами и полями.
Все еще дрожа как от страха, так и от холода – одежда промокла насквозь, – Джой проехал с милю, прежде чем начал осознавать, что он более чем странно отреагировал на завещание отца, который отписал ему четверть миллиона долларов. Он не понимал, почему известие это повергло его в такой ужас, почему этот подарок судьбы мгновенно убедил в том, что его душа в опасности.
В конце концов, учитывая, как Джой прожил все эти годы, его душа, если она существовала, могла попасть только в ад.
В трех милях от Ашервиля Джой выехал на развилку. Шоссе уходило вперед, поблескивающая под дождем черная лента скатывалась по пологому склону. Налево ответвлялась Коул-Вэлью-роуд, ведущая к городу Коул-Вэлью.
В то воскресенье, двадцать лет назад, возвращаясь в колледж, он собирался проехать девять миль по Коул-Вэлью-роуд до пересечения с трехполосным шоссе, которое местные жители называли Блэк-Холлоу-хайвей, и, повернув на запад, через девять миль добраться до Пенсильванской платной автострады. Он всегда ездил этим путем, самым коротким.
