Не знаю я и о том, что сталось с обителью, с моим верным Тенью и с придурочной колпичкой – её я так и не видел после своего пленения в Гнездовище. Жаль, что птица не последовала за мной в Загорье, её дурацкие выкрики хоть как-то облегчали тяжелые положения, в которые я попадал.
Зато нам удалось точно узнать про наших наставников: они таки объединились с загорскими и создали обитель воинов, она живет и причиняет справедливость до сих пор, да так размашисто, что известна и уважаема во всех землях нашего родного края. У неё ужасно дурацкое название – Орден Барсука – и я понятия не имею, почему оно именно такое.
Сила, которая поселилась во мне и Птахе, здесь называется магией. В этом крае её хорошо знают, умеют с ней обращаться и обучают ей в нарочно созданных для этого обителях каждого, у кого есть талант и стремление учиться. Чародей, когда оклемался, тут же потащил нас с Птахой в одну из таких обителей и даже сам умудрился стать в ней наставником. Когда к нему вернулись силы, он оказался не таким уж никчемным, как я думал, и поневоле мы привыкли прислушиваться к нему.
Птаха теперь учится лечить, как ей и хотелось. А я, оказывается, должен именоваться магом воздушного начала, довольно сильным, к тому же. Просто с ума сойти, сколько всего я смогу сделать лучше, когда выучусь! Уж я такой справедливости натворю – только держись!.. если только для этого не нужно будет очень уж много общаться с людьми.
Мы живем здесь почти год, но я пока не освоился хорошенько с этой новой силой-магией, потому всё еще рисую движения её, незримой, рисую так, как делал это прежде, так, как ощущаю их внутри себя. Мои картинки рассказывают, как можно управлять магией, в них я использую то, что узнал от наставников, но заглядываю еще немного глубже и дальше. Конечно, я никому мои не показываю. Слишком нахально было бы уверять, что я понимаю в магии больше наставников и всё в этом духе.
Серьезно, кому могут быть нужны эти картинки в мире, где так много магов, живущих здесь сотни лет и точно знающих, что к чему? Но это не важно. Я рисую не для них, я рисую, потому что привык рисовать, когда нужно упорядочить мысли.
Я бы сказал, что мы совершенно довольны жизнью, но мрачная складка на лбу Чародея намекает, что мы не всё еще поняли о мире, в котором оказались, и о себе. Чародей то и дело повторяет, что мы должны воздерживаться от новых перемещений, потому как нас может унести мрак пойми куда. Не знаю, почему он все время это долдонит, я с первого раза всё понял, мне самому вполне достало одного прыжка на триста лет вперед, больше не хочется. Очень даже непросто оказалось понять, что все твои знакомые люди и варки давно умерли, весь мир – давно уже не тот и живет по иным законам, среди которых теперь нужно освоиться, привыкнуть к другим людям и не людям, другому говору, еде, одежде, посуде, вере, отношениям с местными жителями и с их охранными духами. Я до сих пор не ко всему привык, вечно попадаю в дурацкие положения, вызывая веселье Птахи, и меня больше не тянет на такое! Но Чародей повторяет и повторяет: «Никаких больше новых перемещений, обещайте мне, больше никаких».
Подозреваю, у Чародея есть способность прозревать что-то в будущем, которой мы с Птахой лишены. Но на прямые вопросы он ни разу мне не ответил.
Я бы сказал, что просто Чародей – нервный идиот. Но там и сям в лавчонках и у бродячих торговцев мне встречаются карты с рисунками, очень похожими на те, которые делаю я, когда передаю пергаменту свои соображения о магических потоках.
Торговцы говорят, эти карты вместе с другими диковинами приносят из междумирий-запорталий, которые открылись восемьдесят лет назад.
