Глава 7. «Барвинок»
Его высокому святейшеству, исполненному света полуденного, от сумеречного служителя Храма, с полным смирением. Тайно. Срочно
«В сей год весенний сбор источников был скуден, лишь два выползка доставлены в храм живыми. Прилагаю запросы почтенных прихожан, готовых воздать за чудо, нисходящее по вашей воле. Просители ревностны в вере и умеют беречь тайну. Перечислю в порядке подачи.
Восстановление здоровья и продление лет Льва Васильевича Кряжева. В оплату может быть передано в ведение храма имение, одно из пяти на выбор. Условие: окончательная смена собственника через пять лет, если господин Кряжев жив и в уме.
Прекращение засухи в южном уделе, запрос срочный, поступил от «Хлебного дома Пасецких». Оплата паями, золотом либо землями, но строго после сбора урожая.
Наполнение силами супруги губернатора Юносова, она на сносях. Теряла дитя уже четырежды, вынашивание и роды без вспоможения совершенно невозможны. Вознаграждение господин губернатор указал как «любое посильное».
Есть сверх перечисленного сомнительный запрос дома Дюбо. Хотя принадлежат они к иной конфессии, не смутившись нимало обратились ко мне и предложили выбрать удобную храму форму возмещения и объем его. Желают получить источник, живым и без всяких оговорок по использованию. Из беседы ясно, что у них есть люди, способные провести ритуал, какой именно – не указывают. Намекали, что в обмен, например, могут создать полную поддержку для утверждения веры на просторах инаньских, где пока мы весьма слабы.
Упомяну и совсем уж сомнительный запрос. Некий Михель, известно лишь имя, готов передать полные правила совершенно нового для нас ритуала, проводимого парой жив. Он также готов показать ритуал в действии и отдать храму сложившуюся пару жив, работающих совместно. В обмен желает получить источник, тут его запрос сходен с запросом Дюбо. Согласен на иной вариант: наши гарантии полного отказа от поддержки дома Ин Тарри в любых запросах хотя бы на год.
(Резолюция его святейшества: «Кряжев, Юносов – да. Дюбо отказать с показным гневом, сей торг не терпит спешки, а нас пытаются торопить. Последний запрос… Не отказывать, не соглашаться. Проверить все, что возможно. Связаться с Ин Тарри и выведать, какие запросы мы можем ждать с их стороны». )
Никогда бы не подумала, что прятаться так легко и интересно. Я уехала из столицы в вагоне с дощатыми скамейками. Старый паровозик тащился кое-как, на каждой малой станции отдыхал минутку-другую. Одни люди с тюками и корзинками горохом сыпались на перрон или прямо на травянистый откос, а другие тараканами лезли в поезд – все они были юркие, потрепанные и ничуть не столичные. Духота, гвалт, двери вагонов распахнуты, ветер пронизывает поезд насквозь, но разбавить махорочный угар не может… Зато для покупки билета на этот поезд не нужны документы.
Сперва мне было совсем неуютно. Я забилась в уголок, серее и тише мыши, и настороженно впитывала запахи, впечатления… К ночи поезд отдалился от «Тёрена» верст на тридцать-сорок, и только-то. Я покинула вагон на заплеванной станции, где почти не было керосинового света и совсем – электрического. Название в темноте не читалось, но это и не потребовалось. На соседней с моей скамейке от самой столицы ехал, просторно разместившись, здоровенный мужик. Зычностью баса он напоминал Васиного папашу-мясника, и шумел так же бесцеремонно: учил всех ездить стоя и молча, объявлял заранее названия станций, а при виде кондуктора ревел: «Убью, твою ж свинью!»… и билетов в нашем вагоне не проверяли ни разу.
Благодаря басовитому дядьке я вышла именно там, где посоветовал Василий. В темноте пришлось наугад пробираться в парк – Вася строго рекомендовал ночевать на скамейке, уложив сумку под голову. Такова была худшая часть плана по смене имени. Зато утром все пошло проще. Я припрятала деньги в задичалом парке и, достоверно изможденная, явилась в местную жандармерию, рыдая: обокрали, по голове стукнули и вот – ничего не помню, денег-документов нет…
Помещение размером и затхлостью напоминало собачью будку, а оба служителя закона – шелудивых псов, негодных к службе. Они скучнели на глазах, а по окончании рассказа, когда я громко потребовала дознания, впали в уныние: придется же что-то делать! Не облегчая их участь, а следуя советам Васи, я взялась нудно выспрашивать, полагается ли мне, беспамятной, место в больнице и содержание, пока устанавливают личность? Служивые сгорбились: на их станции происшествие, того и гляди понаедут проверяющие из столицы, а уж сколько отчетов придется написать… Вдруг старший разогнулся, глянул на меня с прищуром, мигом выписал временную бумагу, сунулся по пояс в шкаф с документами, раскрыл жестяную коробку, прибитую внутри и гордо именуемую сейфом, порылся…
Бумага и мятая купюра в три рубля вмиг оказались втиснуты мне в кулак, а сама я выдворена за порог под скороговорку – иди-иди, сядь на первый поезд и дуй в столицу. Под громкое обещание «там ужо разберутся!» дверь закрылась.
Я для порядка постучала и пошумела. Жандармы не открывали, их собачья будка словно вымерла, внутри ни шороха – ни скрипа. Я с надрывом вздохнула и удалилась, изучая казенную бумажку с временным именем «Юлиана Липова» и пояснением: потеряла документы, следует к месту проживания. Смешно… в липовых бумагах вот такая фамилия! Хотя это не со зла, просто в спешке иного не выдумалось. Возьмись я настаивать, поименовали бы даже и Кряжевой, лишь бы сгинула.
