Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
За несколько суток до суда она пережила абсолютно всё – и угрызения совести за то, что не любила Геку так, как любил ее он, и мучительную вину за то, что из-за ее авантюры Гека стал врагом Косого и по его вине попал в такую страшную беду. И сожаление об утраченном прошлом – ну что ей стоило согласиться уехать с ним? Во всех этих черных мыслях было всё, что угодно. В них только не было будущего – совместного будущего для Тани и Геки.
Несмотря на постоянные приливы надежды, она прекрасно понимала, что никто не выпустит Геку из тюрьмы. Любой власти всегда будут необходимы жертвы, а что может быть лучше, чем выбросить такую жертву на потеху толпы? Гека был козлом отпущения за всё. Он был заранее виноват, и это уже считалось установленным фактом. Обществу не нужно было разбираться, кто Людоед на самом деле. Обществу необходима была жертва, про которую можно было бы сказать, что это Людоед. А когда жертву с восторгом разорвут, насквозь прогнившая власть соберет по крупицам те кусочки доверия, которые искусственно создала таким кровавым, жестоким способом.
Суд был назначен на 9 утра. Он был закрытым, и по специальному распоряжению было велено не пускать публику, так как речь шла об очень жестоких убийствах и кровавых подробностях, не предназначенных для посторонних ушей. Таня вышла из дома заранее, в семь. Ей хотелось просто постоять под судом, бросить последний взгляд на лицо Геки. Она собиралась все время заседания суда стоять на улице, словно быть рядом с ним.
Но о деле Людоеда достаточно много писалось в прессе, а потому, когда Таня подошла к зданию окружного суда, она увидела множество людей. Вход был заранее оцеплен жандармами, которые должны были сдерживать публику. Тане удалось пробиться в первый ряд.
Рядом с ней стояли несколько студентов, молодые люди в одежде приказчиков фирменных магазинов и, чуть поодаль, толстый священник с бородой, который обеими руками держал перед собой большую коробку для пожертвований.
К половине девятого утра под зданием окружного суда уже яблоку негде было упасть. За Таней стояли двое мужчин, похожих по виду на преподавателей гимназии, и вовсю рассуждали об особенностям данного дела.
– Говорят, это самый жестокий убийца за всю историю существования Одессы, – произнес один.
– Ничего подобного! Здесь были убийства и пострашней, – возразил второй.
– О чем таком вы говорите? Людоед занимает первое место по жестокости! – не сдавался его спутник.
– Да бросьте! Лет двадцать назад был очень серьезный процесс – дело Одинокого Волка. Я в то время студентом университета был и живо интересовался всеми криминальными процессами, особенно громкими убийствами.
– Одинокий Волк? А кто это?
– Он убивал только женщин – в точности так, как этот Людоед, глубоко перерезал горло, – так, что голова держалась на одной полоске кожи, и потрошил. Помню, искали его очень долго, но в конце концов нашли. Одиноким Волком оказался мещанин, из бывших крестьян, по имени Илья Кодыма. У него даже была семья. С виду был обычный человек, никто даже не предполагал такого… А как арестовали, у его семьи просто был шок! Говорят, жена его даже после этого покончила с собой. А детей отправили в приют.
– Откуда вы знаете такие подробности?
– Я тогда был студентом первого курса и подрабатывал репортером в криминальной хронике. Помнится, меня так заинтересовал Одинокий Волк, что я умолил редактора прикрепить меня к этому процессу. Правда, прессу тогда не впустили в зал – точно так же, как и сейчас. Но я потом узнал все подробности. На суде Кодыма признался во всех убийствах. Следователю удалось доказать семь эпизодов, но их было больше.
– И что с ним стало? – допытывался первый.
– Признали сумасшедшим и поместили в глухой изоляции в камеру-одиночку в самом страшном подземном каземате нашего Тюремного замка. Но прожил он там недолго – умер. Ходили слухи, что родственники жертв заплатили тюремной охране за расправу над ним.
– Ну это возможно. Думаете, Людоед тоже признается?
– Вряд ли. Говорят, Людоед убивал за деньги, ведь его жертвы – все богачи. И в этом их разница. Одинокий Волк был художником в своем зверстве – если можно так выразиться. А Людоед – ремесленник, исполнитель, но не художник.
Таня внимательно прислушивалась к этому разговору. Он не только отвлекал ее от мрачных мыслей, в нем содержалось нечто полезное, например, про убийцу – Одинокого Волка, о котором Таня слышала в первый раз. Она старалась не упустить ни единого слова, но мужчины вскоре закончили этот разговор и перешли на другие, уже не интересные ей темы.
Толпа между тем стала густеть. Таню больно толкнула в бок какая-то жирная торговка, от которой невыносимо воняло луком. Она хотела оттеснить ее, но Таня держалась в первом ряду изо всех сил.
Глаза ее перебегали по лицам людей, собравшихся в этой толпе. В основном, тупые, равнодушные лица, довольные предстоящим зрелищем. И если бы Геку повесили прямо тут, перед зданием суда, они были бы довольны еще больше. Но на лицах собравшихся не было ненависти, возможно, потому, что жертвы Людоеда ничем не напоминали их, ведь он убивал богачей.
Напротив, через оцепление жандармов, Таня увидела Корня. Бледный, взъерошенный, с покрасневшими глазами, с двумя своими людьми он стоял в первом ряду, крепко сжав кулаки. Корень тоже разглядел Таню, махнул ей рукой и стал продвигаться по направлению к ней, расталкивая толпу.
– Таня… – Он встал рядом, и она поняла, почему у него покрасневшие глаза – Корень плакал, не скрывая своих слез.
– Может, его отпустят… – глухо произнес он. Но по выражению его глаз Таня поняла, что говорит это он просто так – Корень не верил ни во что, так же, как и сама она.
Небо нахмурилось, пошел мелкий снег. В толпе раздались крики:
– Везут! Везут! Они едут!
В отдалении показался отряд жандармов, сопровождавших «черный ворон» – карету для перевозки преступников. В толпе раздались улюлюканье и свист. Таня не могла понять, толпа то ли приветствует появление жандармов, то ли откровенно их ненавидит.
Карета остановилась, жандармы окружили ее плотным кольцом. Двери «черного ворона» открылись. Первым появился начальник жандармерии Отдельного жандармского корпуса – важная, надутая персона в расшитом золотом парадном мундире. Своим появлением главный жандарм хотел показать, что лично конвоирует убийцу, о котором говорит весь город. Эта дешевая показуха, игра на публику возмутила Таню до глубины души.
Вслед за ним трое жандармов вывели из кареты Геку. Двое крепко держали его под скованные цепями руки, а третий наставил ружье ему в спину.
При виде Геки Таня не смогла сдержать крик. Он вырвался из ее груди раненой птицей и тут же потонул во множестве других криков. Гека страшно осунулся и исхудал. Лицо его было черным. Глаза – пустыми и неподвижными, смотрящими в одну точку. Руки и ноги были скованы тяжелыми кандалами. Гека был в холщовой арестантской робе и, несмотря на снег и мороз, босиком. Он ступал босыми ногами по темным булыжникам тротуара, и ноги его почернели от холода. А на руках и ногах кандалы протерли заметные кровавые следы.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
