— Разве нам с тобой будет трудно размножаться? — спросил Грэшем и сам подивился своей резкости.
— Детям нужен отец. А Генри Грэшем не сможет оставить своей опасной тропы даже ради того, что родилось теперь между нами. Генри Грэшему надо постоянно стучаться в ворота смерти: только так он чувствует, что живет на свете. И мы оба знаем — однажды эти ворота могут затвориться за ним. Женщине нужен мужчина, как ребенку нужен отец. Я люблю тебя, Генри, но я не могу выйти за тебя замуж — ты не создан для семейной жизни. Ты будешь страдать в супружестве, чувствуя себя связанным по рукам и ногам. Твое время еще не пришло. Наступило мое время быть хозяйкой и матерью, рожать детей хорошему человеку, ради которого мне не придется тонуть, лгать, переживать кораблекрушения и проводить ночи в иностранных тавернах… Как странно, но мне всего этого будет не хватать. — Теперь в ее глазах стояли слезы.
— Почему ты так уверена, что этот человек женится на тебе? Вы же виделись всего несколько минут и не сказали друг другу ни слова!
— Я думаю, ради меня он спрыгнет с третьего этажа, а не то что задом выйдет из двери, — ответила Анна. — Женщины понимают такие вещи.
— Разве ты будешь счастлива с ним? — Генри Грэшем все еще не сдавался.
— Мне кажется, он хороший человек. Так говорили и слуги отца, когда мы в последний раз встречались.
У Грэшема возникло скверное подозрение.
— А ты всегда… думала об этом? О том, что можно будет выйти замуж за сына? — спросил он.
— Я запомнила сына с тех пор, как его жирный отец приходил к нам с визитом. Он был очень хорош собой и вел себя со мной по-доброму, как с сестрой. Я тогда спросила слуг, как он к ним относится. Люди ведь хорошо раскрываются в общении со слугами. «О Небо! Может ли мужчина когда-нибудь понять логику женщин?» — подумал Грэшем.
— Для меня это будет хороший брак, — продолжала Анна, но слезы на ее глазах говорили скорее о том, что она сама еще не убеждена в своих словах. — Он богатый человек, и я позабочусь о том, чтобы его богатство росло и он не промотал бы его. Он хорош собой и не пожалеет, что взял меня в жены. Я буду рожать ему хороших, здоровых детей и буду вести его хозяйство так, что он будет думать, будто делает это сам. Он будет мне подчиняться, сам этого не замечая.
— Сможем мы видеться в будущем, если некий Генри Грэшем приедет во Францию? — прошептал Грэшем, прижимаясь щекой к ее шее.
— Я всегда буду помнить героя, человека, ставшего моим первым возлюбленным, — ответила Анна. — Человека, которого я всегда буду любить. Но я не смогу с ним спать и должна буду подавить свои чувства к нему. Хорошая женщина не обманывает своего мужа.
— Так зачем же ты спала со мной? — спросил Грэшем.
— Потому что всем женщинам разрешено иметь одну тайну. Ты — мой первый любовник, Жак Анри будет вторым и последним. И только два человека будут знать, кто в действительности был у меня первым. И ни один из них никому об этом не расскажет. — Она осторожно отстранила его от себя. — Прости. Мы являлись двумя дикими созданиями, и, я думаю, мы нужны друг другу. Ты остался таким же диким, а я больше не могу им быть.
Грэшем вдруг густо покраснел. Анна, казалось, прочла его мысли.
— Ты подумал о том, что Жаку Анри нужна в жены девственница… О, Генри Грэшем…
— Сэр Генри Грэшем, — поправил он с шутливой важностью.
— Сэр Генри Грэшем, — повторила она с наигранной почтительностью. — Мужчины так наивны! Немного крови, стон, как будто от боли… Он поверит в то, во что ему очень хочется верить.
Мог ли он сам верить даже своим впечатлениям от их близости? Но ведь с ним она не играла. Грэшем переживал сейчас сложную гамму чувств: печаль и тоску о будущем одиночестве, гнев — его отвергла та, которую он избрал. Но несмотря на все это, также странное чувство… облегчения. Вспыхнувшая в его душе любовь столкнулась с его извечной потребностью в свободе от привязанностей, и последняя победила.
В дверь осторожно постучали. Смущенный хозяин отворил дверь. За нею стоял Манион. Может быть, он так и стоял у входа всю ночь на страже, закрыв руками уши?
— Молодой Жак Анри ждет вас к обеду, — объявил он.
Оставив Анну наедине с Жаком Анри, друзья отошли в другой конец длинной галереи.
— Она ведь хочет замуж за здоровяка Жака? — спросил Манион.
— Ну да.
— Проклятие! Расстроила она вас, надо думать. Только она права. Вы, как ни жаль, не готовы к семейной жизни.
— Почему «как ни жаль»? — удивился Грэшем.
— Да я надеялся, если вы женитесь, тогда нам не нужно будет то и дело подставлять себя под выстрелы, под угрозы, а то и под пытки.
— Извини. Мне казалось, я только что попал под пытку, — сказал Грэшем.
— Слуга везде следует за хозяином, — подвел итог Манион.
Грэшем вернулся к разговору об Анне:
— Она только телом женщина, но душа и сердце у нее мужские. — «В этом она похожа на королеву», — подумал он. Этим вечером его вызывали ко двору. Может быть, преподнести Елизавете те же слова в виде комплимента? — Почему ты со мной не расстаешься? — внезапно спросил Грэшем. Дружба с Манионом являлась самой прочной из его привязанностей. — Ты ненавидишь Испанию, но помогал мне изображать испанского шпиона по приказу Уолсингема. Ты был со мной, хотя был убежден, что меня повесят либо англичане как испанского шпиона, либо испанцы как английского; ты отправился со мной на море, хотя зарекся это делать. В чем тут секрет?
Манион молчал недолго. Он ответил:
— Все люди умирают, верно? Так вот, по-моему, в компании с вами по крайней мере будет нескучно помирать. — Это все, что он сказал.
Грэшем отправился в библиотеку, но читать ему не хотелось. Вскоре должны были объявить о помолвке Анны и Жака Анри. Дня два эта пара проведет здесь, пока будут упакованы в дорогу вещи Анны, а потом они вместе с горничной Мэри (Грэшем уступил ей эту девушку, которая ни за что не желала расстаться с хозяйкой) отправятся во Францию (на сей раз Дрейк им не помешает!). Перспектива одиночества вызывала у Грэшема душевную боль. С другой стороны, он хорошо знал это чувство — оно сопровождало ею почти всю жизнь, Грэшем знал: он будет видеться с Анной. Их союз, выкованный в жизненных испытаниях, слишком крепок, чтобы он просто распался. При встречах с ней Грэшем будет очень корректен. Он рассчитывал, что Анна станет его женой. Придется довольствоваться тем, что она станет его сестрой. И конечно, с ним останется память о былом. Ему принадлежал великолепный дом в одном из лучших городов Европы, и он обладал тремя из пяти великих земных благ: отличным здоровьем, сказочным богатством, и ему явно сопутствовала удача. Мало кому удавалось выбраться невредимым из того застенка в Тауэре. Не было у него только одного из пяти благ — любви других людей, не считая его слуги и женщины, решившей, будто его любовь — не главное в ее жизни. Можно купить женщину, но любовь купить нельзя. И вот он, Генри Грэшем, уцелевший после стольких испытаний, был наконец у себя дома. Но мысленно он находился рядом с одиноким гордым человеком, стоявшим на корме пострадавшего в битвах корабля. Он может погибнуть у скалистых берегов Ирландии. Если этого не случится, его обвинят в поражении его страны. Это человек чести и, может быть, самый смелый из тех, кого знал Грэшем. Побеждать легко, но требуется настоящее мужество, чтобы сражаться, зная, что потерпишь поражение. Грэшем от всей души желал, чтобы герцог Медина Сидония в свой последний час был уверен — ему удалось сохранить свое достоинство. Во дворе раздался шум, и Грэшем услышал знакомый зычный голос: Джордж явился с поздравлениями.
