ЧАСТЬ 6. РЕАЛЬНОСТЬ И ФАНТАЗИИ
ОГОНЁК В ОКНЕ
Смеркалось. Лучи заходящего солнца осветили облака, раскрасили их в пурпурно-оранжевый цвет и, погасли. Михаил успел полюбоваться мгновением. Сидя за компьютером, он давно оторвался от экрана, забыл о времени и через окно рассматривал небо и растущие перед домом деревья. На смену теплому дню пришла прохлада с убаюкивающей тишиной. Птицы, угомонившись, замолкли. Слегка колыхались верхушки деревьев. Очнувшись, он сравнил себя со старушками, сидящими часами у окна и бесцельно смотрящими на улицу. Их, уставших от забот, он начинал понимать, потому что, забывшись, мог сам не один час в расслабленной позе. Зелень палисадника, разбитого перед домом, способствовала раздумьям. Стоящая за ним, череда пятиэтажных домов, заглушала шум городских магистралей, образуя внутренний дворик. За домом, стоявшим напротив, возвышалась гостиница, расположенная на берегу реки Даугава, воды которой уносили в океан стрессы столицы. Михаилу нравилось жить в центре города, одновременно защитившись от него строениями и деревьями. Взглянув на потухший экран компьютера, он решил сделать, ставшей модной, кофейную паузу. В кухне посмотрел на часы и с грустью отказался от затеи, так как выпитое в поздний час кофе явится источником повышения артериального давления, а ночью послужит причиной плохого сна. Пришлось ограничиться чаем. Возвратившись в кабинет с чашкой в руках, он сел на стоящий рядом с креслом диван. За компьютер не имело смысла садиться. В течение нескольких часов, проведённых за ним, книга, которую он собирался писать, не сдвинулась с места. За день удалось придумать название и только. И не мудрено. До конца не вырисовывались содержание, объём и главы. К счастью вопрос: писать или не писать? – не рассматривался. Желание высказаться и быть услышанным оставалось, несмотря на то, что книга стала товаром, а не источником знания. На авторов свалились проблемы реализации продукции и. техническую литературу создавать стало не выгодно. Вернее, авторы произведений просто не были готовы к повороту таких событий. С другой стороны, пришёл день, когда можно, не оглядываясь на мнение редакции, высказаться и издать монографию, которую оплачивал сам автор.
В окне дома, стоявшего напротив, загорелся свет. Когда освещение в квартирах приобрело массовый характер, Михаил включил лампу, стоящую на подоконнике. Для нее не хватало места в квартире, но она была дорога, как память о Сёме, и кочевала за теперешним ее хозяином из квартиры в квартиру. Еще от шефа остался подарок в виде миниатюрного льва с крыльями, являющего копией, стоящего на площади Венеции, бронзового льва, купленного отцом Семы во время посещения Италии в девятнадцатом веке, Реликвия размещалась на подставке, расположенной под компьютером. Для работы следовало зажечь три, висевшие над компьютерным столом, лампы. Михаил решил включить их после чаепития. Взяв в руки чашку с чаем, сел на диван в позу полу лотоса, в которой мог просидеть достаточно долго, и нежданно услышал звук от вращения крутящегося кресла. В след за ним послышался знакомый голос Семена Михайловича, которого не предполагал увидеть. Михаил думал, что они давно распрощались и больше не увидятся. Оказывается, все не так. Они связаны с шефом каким-то образом общей нитью и у них остались вопросы, которые следует разрешить сейчас или в следующей жизни.
– Умные японцы в метро часто поднимают ноги и, скрестив их, сидят на сидениях,– безапелляционно заявил Сема.– Избранную вами позу можно считать вполне разумной, когда несложным приёмом облегчается работа сердца, подающего кровь к конечностям.
Подняв глаза, Михаил увидел в крутящемся кресле Сёму, спиной повернувшись к окну. Не совсем ясные черты, задрожав, приобрели устойчивую форму. Поджатые губы с хитринкой в глазах, загадочно говорили: вы меня не ждали, а вот он я.
Находясь в другом теле, блеснула первая мысль у Михаила, шеф, беспрепятственно перемещаться, посещать Японию и прочие страны и делиться впечатлениями. Не то, что прежде. Теперь ему не следовало задавать каверзных вопросов:
– А вы там бывали и кто вас туда пустил?
Впрочем, продолжать разговор о нравах и привычках японцев тоже не имело смысла. Михаил не собирался в Японию и не обсуждения красот различных стран появился Сема. Хотелось подольше удержать видение и выяснить цель визита.
– В окне я увидел подаренную мной бронзовую лампу и решил заглянуть на огонёк,– продолжил Сема.– Старый абажур обтрепался и твоя рукодельница Катерина, дай Бог ей здоровья, сделала новый. Приятно, что лампа не выброшена на помойку.
Михаил, разглядывая шефа, нашел его чуть моложе, чем ожидал; таким, каким видел во время первой встречи в далёком, не досягаемом сегодня, городе Душанбе. В облике сложившегося учёного, осознающего себе цену, было исключение, касающееся цвета головы. Вместо выкрашенных красных волос появилась естественная благородная седина, повышающая интеллигентность.
Как в прежние времена, находясь в своей квартире, Сёма сидел за столом в крутящемся кресле, а рядом на диване, заменившим мягкое кресло, в котором удобно сидеть, подняв с пола ноги и положив их на подставку, обосновался его ученик. Только настольная бронзовая лампа, выполненная под старину, переместилась на подоконник. Не хватало маленького столика, инкрустированного слониками из натуральной слоновой кости, стоявшего между ними. Его судьба была известна обоим. Ближе к переходу в иное измерение, Сёма заболел страстью определения дорогих для него вещей в хорошие руки. На правах первой руки, шеф предложил своему сотруднику заморский столик, но Михаил, услышав о стоимости, и не имея возможности приобрести нравящейся ему вещи, развел руками. Так драгоценная вещь очутилась в музее Востока города Москвы, а Михаил получил в подарок, обычно стоящую на столике, бронзовую лампу, которую принял с благодарностью. За инкрустированным слониками столиком на дачу известного авиаконструктора последовал старинный дубовый обеденный стол, опирающийся в центре на одну львиную ногу, а следом и другие антикварные вещи. От знакомой лампы исходил привычный умиротворяющий свет. Сёма рассматривал кабинет Михаила. Его взгляд остановился на смонтированных во всю стену вплоть до потолка, книжных полках, плавно переходящих в углу в платяной шкаф, занимающий часть соседней стены вплоть до входной двери, ведущей в соседнюю комнату. Дверцы верхних полок, которые не являлись преградой для всевидящего наблюдателя, закрывали техническую литературу. Сквозь стеклянные дверцы нижних рядов, угадывались кипы бумаг, видеокассет и книги художественной литературы.
