Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
– Атаковать действительно должны были с танками. Танки не пришли. Почему, я не знаю.
– А что взводный говорит?
– Взводный об этом молчит.
– Ну, взводный – человек дальновидный, он службу глубоко понимает. Потому и молчит. А у нас – колхоз. И мы желаем знать. Они – с танками. Мы – без танков. Пушечное мясо. Каждый день новую роту пригоняют, а то и две. И сразу – вперёд, под миномёты. Это и есть наша тактика? Или стратегия? Этому нас учили на занятиях?
В стороне шоссе опять загремело, забухало тяжело, с протяжным гулом. Курсанты притихли, переглянулись. Погодя Смирнов сказал:
– Кто же там, в сосняке, наших ребят положил? Видать, и не пикнули.
– Диверсанты. Ты же их видел. Я теперь в этом просто уверен. Доложит Алёхин, и наши вышлют группу для их уничтожения. В особом отделе, я думаю, есть какая-нибудь информация.
– Ни хрена у них нет, никакой информации. «Особняк»-то своих автоматчиков в траншею не положил. И в рукопашной их не было.
Внизу, возле речки, застрекотали сороки.
– Ну, вот и наш дозор голос подал, – сказал Воронцов и взял карабин Селиванова. – Смирнов – за берёзу! Селиванов, ты возьми мой автомат. Если их много, уходим без боя. По моему сигналу. Вначале ты, Селиванов, потом Смирнов. Последним ухожу я.
Сороки пострекотали и затихли. Курсанты, затаив дыхание, напряжённо всматривались в глубину поймы, замутнённую дождём. Вскоре там показалась фигура человека. Человек шёл один. Это можно было понять по его походке и той уверенной отмашке правой свободной рукой, которые обнаруживали в нём сноровку полагаться в этом пути только на себя самого. Шёл прямо сюда, к тырлу. Воронцов подал знак сержанту: «Берём». Тот кивнул. Человек шёл торопливо и не особенно осторожно. Несколько раз оглянулся на опушку леса, откуда только что спустился к реке. На нём была красноармейская шинель, сапоги, каска. Сороки сидели на ольхах у воды, и когда человек в красноармейской шинели спустился вниз, они затрещали ещё заполошнее и стали перелетать с ольхи на ольху. Человек исчез в прибрежных зарослях и некоторое время не появлялся, видимо, искал брода. Вынырнул он совершенно неожиданно, прямо напротив тырла, буквально в пятидесяти шагах от затаившихся курсантов. На плече у него лежал пулемёт Дегтярёва, на шее болтался немецкий автомат. На мгновение он остановился, огляделся, поправил на плече пулемёт и направился прямо к навесу.
Непогодь и усталость всех загоняла под крышу, пусть и ветхую, но где хотя бы не лило, где можно было отдохнуть и переобуться. Человек в расстёгнутой красноармейской шинели, потемневшей от дождя, шёл размашистым усталым шагом, стараясь не ступать в лужи – видимо, берёг сапоги и силы. Что-то в нём, в его летящей походке, в том, как он нёс на плече ручной пулемёт, показалось Воронцову знакомым. «Неужели тот самый пулемётчик из взвода старшины Нелюбина, который остался у взорванного моста, чтобы прикрыть их отход? Как его фамилия… Кажется, Донцов. Донцов, Донцов…»
– Донцов! – крикнул он радостно, уже точно зная, что это тот самый пехотинец.
Донцов остановился, широко расставив ноги, мгновенно сбросил с плеча пулемёт и замер, изготовившись к стрельбе.
– Ребята! Это же Донцов! Из окруженцев!
Донцов молчал. Будто окаменев, он смотрел на курсантов. От неожиданности он не знал что делать, как поступить.
– Донцов! – Воронцов встал. – Это я, Воронцов. Ну? Неужели не признал? Вместе, в боевом охранении… Мы «максимку» таскали, а вы на другом фланге…
– А, курсант, – усталым голосом отозвался тот. – Ну, вот и добро. Значит, добрался до своих. А вы меня уже похоронили? Похоронили… А я вот живой. Где наши ребята?
– Все там, на шоссе.
– Далеко до шоссе?
– Порядочно. Слышишь, где гремит?
– А вы что тут делаете?
Донцову никто не ответил.
– Разведка, что ли? – Донцов поставил к ноге приклад тяжёлого пулемёта, внимательно посмотрел на курсантов. – Понятно. Значит, я опять один. А пожрать что-нибудь есть?
– Найдётся.
Донцов зашёл под навес, сел на опрокинутый ящик и, не убирая с коленей автомат, стал переобуваться.
– Ноги вот малость стёр. – Он вылил из раскисшего сапога чёрную воду, отжал портянку и стал снова её наматывать на ногу. – Эх, сапожки мои, спасители мои! С Белостока – третьи. Не думал я, что за одно лето столько обувки изношу. Вот сколько походить да побегать пришлось. Слышь, как тебя, Воронцов? А капитан этот, Базыленко, жив?
– Жив.
– Я думал, что ихние танки вообще ничем пробить нельзя. А они горят, как картонки! Ловко стрелял капитан. Ловко. Тук ему под санки, он и спёкся. – И Донцов засмеялся.
Воронцов снял вещмешок, распоясал лямки, вытащил банку консервов и кулёк с сухарями.
– На вот, подкрепись. И дуй вдоль реки, на север. Туда. Наши стоят на Извери. Разыщешь старшего лейтенант Мамчича или капитана Старчака и передашь, что у нас все в порядке, скоро вернёмся. – И добавил: – Если бы не ты, Донцов, лежать бы нам сейчас возле того моста…
– Дали мы им там, сволочам, по сопаткам. Банку прибери. У самих-то, видать, негусто с харчишками. А сухарика давай. Сухарик в дороге – самая еда. Представляю, какая морда будет у нашего старшины, когда я появлюсь.
– Куда ты его посылаешь? – сказал Смирнов. – Куда он пойдёт? Ты же знаешь, что дальше сосняка он не пройдёт.
Донцов насторожился:
– Вы что, ребята? Что за сосняк?
– Ладно, пойдёшь с нами, – решил Воронцов. – Пулемёт отдай Селиванову.
– Он без патронов.
– А зачем же ты пустой таскаешь?
– А куда деваться? Не бросишь же… – Донцов окинул взглядом курсантов. – Эх, ребята, не видали вы горя. На Десне раз наши так-то, без винтовок, вышли. Человек пять из роты. Где-то, дураки, побросали. Так «особняк» на берегу нашу роту построил, вывел их и перед строем расстрелял из своего пистолета. Пистолет к затылку и – тук одного, тук другого… Лейтенант наш кинулся было заступаться, а тот ему: ещё раз, мол, твои люди из боя без винтовок выйдут, поставлю и тебя мордой в овраг. Натерпелись мы страху в отступлении. – Он жадно хрустел сухарями, прижмуривался от удовольствия. – А пулемёт, товарищ командир, пускай всё же при мне будет. Он мне от земляка достался, от Кузьмы Фомина. Я у него вторым номером состоял. Похоронил я Кузьму, царствие ему небесное, в ровике присыпал. Кузьма пулемёт любил, всё, бывало, чистил его да маслом протирал. Трущиеся части, говорит, всегда, у любого механизма, должны содержаться в чистоте и в смазке. До войны механиком был.
– Как же ты от моста ушёл? – спросил его Воронцов.
– Ушёл вот… А что, уже небось помянули меня?
– Помянули.
– А я ушёл. Живой и невредимый. И с трофеем вот. – Донцов похлопал рукой по автомату. – Мотоциклистов срезал и – в овраг. Они думали, что я следом за вами побегу, а я – в овраг, в другую сторону. Они меня и упустили. А орудие-то вывезли?
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
