Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
«Драгоценный» вышел, широко распахнул перед Катей дверцу. Все это делалось в строгом смущенном молчании, неулыбчиво, неприкаянно, виновато, но гордо. Катя пожала плечами — ах вот вы как, дорогуша, и тоже молча забралась внутрь. А что было говорить в такой ситуации? Свернулась калачиком на сиденье, закрыла глаза. «Драгоценный» был тут, рядом. Он вернулся. Он вез ее домой. Домой…
В лифте, в тесном ущелье Катя сделала к полному примирению решительный шаг. «Драгоценный» тоже сделал решительный шаг, два, три. Целоваться с собственным мужем в лифте темным осенним вечером после недели глупой непонятной ссоры из-за пустяка — в этом есть кое-что такое… Проведите собственный эксперимент — узнаете, убедитесь. Это чревато началом нового витка семейных отношений, настоящими чудесами. И чудеса в решете не заставили себя ждать. Когда Катя, страшно труся в душе (а вдруг снова скандал и развод?), объявила «драгоценному», что ей опять придется ехать в Лесное… совсем ненадолго, на чуть-чуть, но, возможно, придется там задержаться и до ночи (ой, мамочки!), тот лишь кротко вздохнул и сказал: «Что ж, я не понимаю, что ли? Помочь надо Сереге — езжай. Он звонил, сказал — эта ваша усадебная эпопея вроде как к финишу катится». Вот так обстояли дела на личном фронте. Катя была готова сказать спасибо судьбе и за это. Ба-альшое спасибо!
— Вид у Сережки как у заправского разведчика. Ты смотри, смотри, как он местность озирает — орелик, да и только! — хмыкнул Никита Колосов. Он не отрывался от монитора. — Катя, да взгляни — не пожалеешь. Сливки ГРУ на спецзадании… К работягам подходит. С Малявиным за руку здоровается. Ба, а они все уже там собрались, Я все у павильона кучкуются — Салтыков, эти пацаны Журавлев с Изумрудовым. А это кто же в куртке, в капюшоне — кубышечка? Это мадам Журавлева. Не узнать ее, прямо спасатель МЧС со шваброй. Сколько рабочих нагнали! Малявину, видно, пришлось дополнительную бригаду нанять…
— Что они там делают, Никита? — спросила Катя, следя за фигурками на экране монитора: крошечный Мещерский за руку здоровался с такими же крошечными Салтыковым, Изумрудовым, Валей Журавлевым, что-то говорил Долорес Дмитриевне.
— Они должны сначала расширить раскоп. Там площадку надо от глины очистить. И, кажется, они хотят копать там вручную, лопатами. Ну правильно, технику туда пускать нельзя, еще обрушит все.
— Но так они до вечера копать будут, Никита.
Колосов только пожал плечами — они будут копать, мы ждать. А ты что, куда-то торопишься?
В спецфургоне было хоть и тесно, зато относительно тепло. А вот в парке на берегу пруда ветер пробирал до костей — Сергей Мещерский сразу же замерз. Он застегнул куртку до самого горла, засунул руки в карманы. Смотрел, как копают рабочие, пластают глину, расширив яму. Малявин суетился больше всех — командовал, покрикивал, распоряжался. Салтыков, до глаз замотанный кашемировым шарфом, с азартом обсуждал с Долорес Дмитриевной версии того, что может скрываться за кирпичной кладкой. Как понял Мещерский, версиям них с Долорес Дмитриевной было только две: либо винный погреб, либо подземный ход. О прочих они не говорили, словно все-остальные предположения были табу. И тогда Мещерский решил, что пора и ему вставить в этот разговор свое веское слово.
— А вдруг там внизу нас ждет клад? — сказал он громко. — Тот самый, про который вы рассказывали, — легендарный клад Марии Бестужевой?
Долорес Дмитриевна посмотрела на него так, словно он сказал что-то неприличное. Салтыков усмехнулся не очень весело. А вот Валя Журавлев тут же обернулся, хотя до этого обсуждал с Изумрудовым (на полном серьезе), что вот, если бы он был богат, как Роман Абрамович, он, пожалуй, не стал бы покупать клуб «Челси», а купил бы акции компании «Майкрософт».
— Вы верите в клады? — спросил он Мещерского.
— Я верю, а вы, Валя? Журавлев пожал плечами:
— Ну раз и в прежние времена у людей были капиталы, причем не в бумажках, а в золоте и в серебре, испариться совсем без следа они не могли. Что-то где-то осталось. Правда, Роман Валерьянович?
— Почему бы и нет? Наверняка, — Салтыков по-прежнему улыбался. — Время стяжать сокровища, время их закапывать в землю. Время и находить. Может, нам повезет. Сейчас расчистим все, проверим металлоискателем подземные пустоты. О, кто к нам приехал… Сережа, ну вот я же тебе говорил. Она!
По аллее к пруду спешила Анна Лыкова. Еще издали она помахала им рукой. Она была, как и все они, одета в куртку, джинсы, кроссовки. На плече болтайся яркий рюкзак. Каштановые волосы ее трепал ветер. Мещерский жадно вглядывался в ее лицо. Все происшедшее с ней и ее братом Иваном, его странное; почти провокационное, ненормальное поведение на допросе у Колосова, этот разрыв отношений — все заставляло его тревожиться и переживать. Он пытался объяснить себе все это и… каждый раз отбрасывал все объяснения. И дело было не только в смутных подозрениях о причастности к убийствам.
Иногда Мещерский ловил себя на мысли, что его объяснение поведения брата и сестры, осторожно, полунамеком высказанное им же самим Никите Колосову, верно. Но от этой самой «верности», правильности становилось так сумрачно на душе, так беспокойна, что невольно хотелось крикнуть — нет, нет, этого совсем не нужно, этого просто не может быть. Мещерский вспоминал свой разговор с Никитой. Он спросил его: отчего ты не задержал Ивана Лыкова, когда тот фактически соглашался взять на себя убийства?
— Пользы мне от таких «взяток», от такой половой истерики никакой, — ответил хмуро Никита. — И вообще, я поглядел на этого твоего троюродного братца вблизи… Ты говоришь — он княжеского рода? Тоже мне князь Мышкин… В общем, с ним ты, кажется, в яблочко, Сережа, попал. К сестре-то у него, прямо скажем, — склонности. Инцест созревает, наклевывается. Он в сестру свою влюблен до смерти. И кажется мне — дело это давнее у них. Далеко зашло.
Мещерский тогда стал горячо возражать — да ты что, с ума сошел? Но быстренько запутался в возражениях и примолк. От таких бесед было только хуже — собственные догадки вторили словам Колосова. А как раз таких догадок-то, таких открытий он не желал.
нна подошла к ним. Салтыков развел руками — кто к нам пожаловал: здравствуйте, бонжур. Вид у него был обрадованный и смущенный. И немножко, самую малость — блудливо-виноватый.
— Анечка, голубчик…
— Рома, здравствуйте.
— Анечка, дорогая…
Мещерский убрался от них — от греха подальше. Пусть сами разбираются. Он оглядывался по сторонам, ловя себя на мысли, что ожидает увидеть вслед за Анной Ивана Лыкова. Но его не было, он не приехал. Слава богу!
Он подошел к Леше Изумрудову и Вале Журавлеву, что-то обсуждавшим вполголоса.
— Как они долго возятся, — бурчал Журавлев, — Как мухи ползают дохлые. Куда Григорич наш смотрит, неужели нельзя копать поживее?
— Возьми лопату да помоги. Копают как умеют, — огрызнулся Изумрудов. Мещерский заметил, что, как только появилась Анна Лыкова, он сразу перестал интересоваться земляными работами, а исподлобья наблюдал за Салтыковым и ею.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
