— Я… Леди Фиона, я потеряла ребенка, да? — спросила Мэдди, покусывая нижнюю губу.
Фиона пригладила волосы Мэдди и отвела их со лба.
— Да, но все присутствующие доктора сошлись во мнении, что ты сможешь еще иметь детей.
Она знала, что у нее был выкидыш, но, все же, услышав это, ощутила глубокую скорбь.
— А Итан не… он здоров?
— Он нехорошо выглядит, но не из-за болезни. Думаю, он совсем не спал всю эту неделю. Он слишком горячо любит тебя. Я счастлива, что вы сможете быть вместе и начать все сначала.
У Мэдди опять отяжелели веки.
— Леди Фиона, я не знаю, что вам рассказали…
— Девочка, я знаю все. Но пойми, он изменился. Я говорю это не как мать, а как одна женщина другой… когда такой человек, как Итан, наконец, влюбляется, это навсегда.
Проклятие!
Снова порезался. Ужасно тряслись руки, а Фиона хотела, чтобы он побрился и вымылся. Сказала, что напугал жену своим видом.
Возможно, и напугал, когда боролся с искушением сжать ее в объятиях. Тогда Мэдди ошеломленно смотрела на него, широко раскрытые синие глаза резко выделялись на ее бледном лице.
Единственное, что он смог сделать в этой ситуации, это заставить себя выйти из комнаты. Но раньше мать предлагала ему поговорить с Мэдди наедине, когда она очнется. Фиона тогда сказала, что Мэдди едва ли что-то знает о ребенке.
Итану хотелось верить в это.
Снова порезавшись, он бросил бритву. Упершись руками в тазик, свесил голову.
Только бы она не знала.
На нее и так столько навалилось всего: его предательство, смерть Беа, исчезновение Коррин, сколько еще она сможет вытерпеть?
Долго ли его мать пробудет с Мэдди?
Итан не мог больше находиться в стороне от нее. Он быстро оделся и поспешил назад, в спальню. Войдя в комнату, он отметил, что веки у Мэдди стали тяжелыми, будто она боролась с сонливостью.
Он сразу присел на кровать рядом с ней, и она, подняв ослабевшую руку, погладила порез на его щеке. Перехватив маленькую руку, Итан поцеловал ладонь. Она тут же закрыла глаза.
— Она уже заснула, Итан, — сказала Фиона.
— Она знает о ребенке? — «Скажи «нет»…»
— Да, знает. Но должна заметить, она сильная. Она оправится от всего этого, если ты поможешь ей.
Может быть, Мэдди не захочет принять от него помощь, вообще не захочет иметь с ним дело.
— Она говорила что-нибудь обо мне? — спросил он угрюмо, с оттенком безнадежности в голосе. — О прошлом?
— Затрагивала эту тему. Но она любит тебя, сынок. Я вижу это. Ты сможешь снова завоевать ее.
Никогда он больше не будет злиться на Фиону за то, что она говорила и делала в первые часы после смерти отца. Если бы Мэдди вдруг… Итан вздрогнул и зажмурился.
— Я хочу, чтобы ты ушла.
Фиона вышла, не промолвив ни слова.
Как раз, перед тем как он сломался и дал волю чувствам.
Глава 46
В последние пять дней Итан каждую ночь тихо прокрадывался в ее комнату и ложился рядом, а по утрам так же незаметно уходил. То, что ее свирепый горец страстно желал спать с ней, импонировало ей, но потом стало раздражать.
Каждый раз, когда Мэдди пыталась поговорить с ним о том, что произошло, он уклонялся, явно полагая, что она еще недостаточно окрепла для выслушивания его признаний по прошествии всего шести дней после выхода из кризиса. Но теперь, когда дела пошли на поправку, она выздоравливала быстро. Сегодня она большую часть дня провела в сидячем положении, играя в карты с леди Фионой, которая завтра собиралась отправиться назад в Шотландию.
Ей по-настоящему нравилась леди Фиона, нравилось, что она все еще распекала Итана. Тот огрызался, но Мэдди чувствовала, что если между ними и был какой-то конфликт, то он уже разрешился.
Мэдди хотела внести ясность и в их отношения с Итаном независимо от того, к какой развязке это приведет. Главное — определиться в отношениях, чтобы она смогла, наконец, разобраться во всем, что ей стало известно.
В эту ночь она решила не спать и дождаться его появления. Он пришел сразу после полуночи и потихоньку разделся. Как только он собрался скользнуть под одеяло и лечь рядом, она сказала:
— Итан, ты не думаешь, что пришло время обсудить то, что произошло?
— Да, полагаю, пора, — ответил он, тяжело вздохнув. Без особого энтузиазма натянул штаны и зажег свет. Он помог ей сесть, подложив под спину подушки, и подтянув стул, сел рядом. — Как ты узнала?
— Я написала письмо управляющему Айвли с просьбой разрешить нам посетить усадьбу, поскольку хотела показать тебе, где я выросла. Но оказалось, что ты не только бывал в Айвли-Холле, но и в течение многих лет был его владельцем, с тех пор как умер мой отец.
— Да, я выкупил его долги, включая залог Айвли.
— Значит, ты действительно вынашивал план мести в отношении моей семьи. Расскажешь мне, из-за чего?
— А к какому выводу пришла ты?
— Я думаю… я думаю, мой отец застал тебя в постели с моей матерью. Наверное, именно ты был с ней в Айвли той ночью.
— Я даже не касался ее! — страстно возразил Итан. — Я действительно поехал на встречу с ней, но у меня возникло дурное предчувствие, и я попытался уйти.
Мэдди изогнула бровь:
— У тебя вошло в привычку, ходить на любовные свидания, а потом прерывать их? Как с трактирщицами?
— У меня появилось предубеждение против Сильвии, и я решил не касаться ее. У меня было достаточно других женщин. Я долго шел к тебе.
— Что произошло той ночью, Итан?
Он провел рукой по перекошенному лицу.
— Если я стану оправдываться, то только выставлю в дурном свете твоих родителей.
— Мне нужно услышать это, — настаивала Мэдди. — Я должна знать, что случилось.
Его брови сошлись на переносице. Боль в его глазах поразила ее.
— Тогда я расскажу, хотя мне это неприятно. — Он нехотя описал события той ночи — ложь, слабость и невообразимую злобу.
Он поведал, как Сильвия пригласила его, подробно написала адрес, а потом обвинила в попытке изнасилования, и это потрясло Мэдди. А когда рассказывал, как Браймер резал его, слезы сами по себе покатились по ее щекам.
Итан был несправедливо обвинен, избит и изуродован, пока Мэдди мирно спала рядом.
Ее отец допустил это. Браймер с садистским удовольствием издевался над ним, а в это время мать отсиживалась дома и ничего не предпринимала, хотя знала, что молодого человека подвергают пыткам в их конюшне.
— О Боже, — прошептала Мэдди, проникнувшись трагизмом его откровений. — Итан, я так сожалею…
