– У нее были с ним отношения позже, после того, как вы поженились?
– Да, были. Я считаю, что наш первый ребенок был зачат от него, – сказал он с оскорбленным видом.
– Жена призналась вам в этом?
– Нет. На самом деле я не спрашивал. Не хотел этого знать.
Окружной прокурор встал и заявил протест.
– Ваша честь, мы должны еще раз тщательно разобрать историю романа миссис Макдауэл, когда она еще не была замужем? И когда ей было всего пятнадцать лет?
– Прошу внести показания обвиняемого в протокол. Речь идет о правдивости свидетеля, ваша честь, – настаивал адвокат.
– Протест принят, – раздраженно сказал судья. – Продолжайте, адвокат. Перед нами сейчас стоят более важные вопросы по сравнению с тем, были ли или не были у госпожи Макдауэл интимные отношения до замужества.
Он спросил Майкла о тех лекарствах, которые он ей прописывал, и почему он давал ей транквилизаторы и снотворное в течение многих лет.
– У меня не было выбора. Маргарет страдала от тяжелого психического расстройства еще до того, как я ее встретил, и, конечно, после того, как мы поженились. Большую часть времени она или боялась покинуть нашу комнату, или впадала в буйство. Я вынужден был успокоить ее. Я не хотел, чтобы она попала в психиатрическую больницу, – со скорбным выражением лица объяснил доктор Макдауэл. Мэгги сидела на своем стуле рядом с Питером неподвижно, но ее руки дрожали от ярости. Питер успокаивающе посмотрел на нее. Он мог только представить, что она сейчас чувствует. Это была последняя попытка Майкла ужалить ее побольнее, и он использовал ее с максимальной выгодой. Мэгги боялась, что присяжные поверят ему.
– Вы когда-нибудь добавляли сильнодействующие вещества в пищу вашей жены или во что-нибудь еще, что она могла принять перорально?
– Конечно, нет. Я – врач. И клятва Гиппократа для меня не пустой звук, – сказал он целомудренно и кротко.
– Ваша жена выходила с вами на контакт после того, как вы были арестованы? Писала вам? Просила вас встретиться с ней?
– Ни разу! Я пытался связаться с ней несколько раз, но она отказывалась разговаривать со мной и не отвечала на мои звонки. Я не получил ни одного письма от нее, и если бы мог, хотел объяснить ей, что все это было ложью. Все предъявленные обвинения сплошные выдумки. – Он смотрел на присяжных невинными глазами, когда произносил это.
– Вы знаете, почему она не захотела говорить с вами? – спросил его адвокат так, как будто не мог представить себе ни одной причины.
– Ей было не до меня – сразу после ареста она сошлась с моим братом. Их связь продолжается уже достаточно давно.
– Вы знаете это наверняка?
– Мне говорили об этом несколько человек, даже мои собственные дети. Брат потерял все свои деньги из-за обвала на фондовом рынке, и я верю, что он вернулся в Вэр для того, чтобы получить ее сбережения. Она не могла забыть про него все это время, и он знал об этом. Питер использовал Мэгги, и я верю, что именно он убедил ее и моего сына подставить меня.
– Есть ли у вас какие-либо доказательства, господин Макдауэл?
– Нет, но я хорошо знаю свою жену. Она человек слабый и очень робкий от природы, склонный к фобиям и отягченный серьезными психическими расстройствами. Она легкая добыча для такого человека, как мой брат.
– Значит ли это, что вы сами воспользовались ее беззащитностью?
– Она никогда не была моим трофеем. Я любил ее всем сердцем, – воскликнул он.
После того как Майкл закончил давать показания, окружной прокурор задал ему еще несколько вопросов и разрушил доверие почти ко всему, что он сказал. Но у Мэгги было такое чувство, словно ее голую протащили за волосы через весь зал суда. Защита задала ему несколько вопросов о пациентах, и даже о его собственных родителях. И тогда, наконец, адвокат закончил свою работу. Окружной прокурор и адвокат Майкла выступили с заключительными речами. Оба выступления были красноречивыми и сильными. И после этого судья провел инструктаж с жюри присяжных и попросил их удалиться из зала для начала обсуждения.
Майкла уже собирались препроводить в камеру, когда он повернул голову в ту сторону, где сидели Мэгги с сыном и Питер.
– Ты пустое место! – крикнул он ей. – Ты никогда ничего не значила для меня. Никогда! Я сочувствовал тебе, а ты была жалкой тварью, – ядовито прошипел он, а затем помощники почти волоком вытащили его из зала суда. И прежде, чем им это удалось, он обратился к Питеру. Его глаза сверкали.
– А ты, Иуда, наслаждался своим высокопоставленным и могущественным положением на Уолл-стрит, в то время как я остался в этом захолустье, чтобы заботиться о наших родителях. У меня было не меньше прав, чем у тебя, на роскошную жизнь. Я тоже хотел вырваться отсюда и стать кем-то, но вместо этого остался здесь и заботился о них. Я, а не ты! – кричал он брату. В его крови вскипали ярость и ревность, деньги и жизнь, которую он хотел бы прожить, не давали ему покоя. Мэгги трясло, когда Джек Нельсон вывел ее из зала суда. Его помощники в этот момент вытаскивали Майкла, который продолжал кричать на них. Джек отвел их обратно в отдельную комнату. Стоя рядом, Питер увидел, что Мэгги находится на грани обморока.
– Послушай меня, – твердо сказал Питер, держа ее за руку, чтобы привлечь ее внимание. – Он душевнобольной человек. Он убийца. То, что он говорит, ничего не значит. Он нагло врет. – Она кивнула и села в кресло, сдерживая слезы. Она впустую провела двадцать три года своей жизни с человеком, к которому испытывала благодарность, любовь, полностью доверившись во всех важных вопросах, а он чуть не убил ее. Он только что сказал ей, что никогда не любил ее. Это было даже не преступление на почве ревности, а хладнокровное покушение на убийство. Джек Нельсон оставил их одних на то время, пока жюри присяжных совещалось.
Несколько минут все трое молчали, а затем Билл повернулся к Питеру.
– Можно вопрос?
Питер догадывался, о чем он хочет спросить.
– Конечно, – тихо сказал Питер. Мэгги начинала немного приходить в себя.
– Я твой сын? – Билл перевел взгляд с Питера на мать, чтобы получить подтверждение. Они оба покачали головами.
– Прости, но ты не мой сын, – как можно мягче ответил Питер. – Я бы хотел, чтобы ты был моим сыном. Я бы гордился, что я твой отец, и никогда бы этого не скрывал.
– Черт! – в сердцах сказал Билл, и все трое рассмеялись. – Это было бы единственной приятной новостью во всем этом деле.
– Ну, ты можешь говорить, что ты мой сын в любое время, когда захочешь. И, раз уж речь зашла об этом, – он повернулся к Мэгги, – мне чертовски жаль, что я промахнулся и не затащил тебя в постель, хотя, по общему мнению, мы так часто занимались любовью. – Мэгги улыбнулась, а затем наконец тоже рассмеялась.
– Я пришла в восторг от словечка «трясогузка», – с отвращением сказала она.
