Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Сворачиваем в переулок, проходим мимо нескольких облупившихся зданий и полуразрушенной будки. Прямо по курсу нечто среднее между столовой, кафе и рюмочной, вобравшее в себя, пожалуй, худшие черты каждого из этих заведений. Олег предлагает зайти, я не отказываюсь.
Внутри то же, что и снаружи, заведение целиком и полностью вписывается в атмосферу Петербурга униженных и оскорбленных. Приятно ощущать, что твои ожидания совпали с реальностью. За столиками расположились колоритные личности, покрытые налетом чего-то преступного и авантюрного. Это могут быть с равным успехом воры-карманники или же профессора одного из близлежащих институтов.
Меню заведения не отличается изысканностью, но от него ее и не ждут, надо полагать. По крайней мере, я не разочарован, Олег тоже. Берем себе по тарелке макарон с сыром и овощной салат. Я киваю в сторону алкогольного меню, Олег морщится:
– Что-то я не хочу пить.
– Завязал что ли?
– Вроде того. Надоело.
Его можно понять. Алкоголь – такая же привычка, как и каждодневная скучная работа, а после определенной черты – он может стать еще более скучной работой, чем та, к которой мы привыкли. Мы ищем в нем забвения, а он делает дыры в нас. Поэтому иногда просто необходимы паузы.
– Тогда предлагаю сок.
– Поддерживаю.
Берем по стакану яблочного сока, садимся за свободный столик у окна. По соседству выпивают местные завсегдатаи, как я себе их представляю. Мужчины с потемневшими лицами, неопределенного возраста неопрятные женщины. Все – с залегшими под глазами тенями. Испытавшее разочарование. Много-много лет назад. И уже навсегда.
– Чего это ты решил завязать?
– Алкоголь в последнее время не приносит мне радости, а без нее – зачем он нужен?
– Да уж. В последнее время вообще ничто не приносит радости.
– Радость – последняя искра детства…
Я делаю глоток сока.
– Значит, детство закончилось?
– Я бы сказал так: оно умерло.
– Детство умерло, да здравствует детство! – провозглашаю я тост, мы стукаемся стаканами с соком.
За соседними столиками звучат свои тосты, там пьют за что-то более трансцендентное и метафизическое. Пожалуй, детство этих людей не умерло, оно забилось в какой-то темный паутинный угол, и теперь они пытаются его там заспиртовать.
– Может, мы умерли вместе с детством? – спрашиваю я.
– Да почти наверняка. Только эти, – Олег кивает на людей вокруг, – все еще живы. Они как зомби.
– Они и есть зомби, судя по их виду.
– Тем более.
В чем нельзя разочароваться – так это в том, от чего ты ничего и не ждал, не возлагал никаких надежд… в смерти, например.
– Как считаешь, в чем призвание человека?
– Это сложный вопрос…
– Любой вопрос сложный.
– Наверное, делать то, что тебе нравится, жить так, как хочешь…
– У тебя это получается?
Олег изгибает бровь.
– Частично.
– Вот у меня совсем не получается. Хотя года два назад я был бы рад и тому, что есть… Выходит, я не нашел своего призвания?
– Не знаю. Может, так, а, может, и не так. Ты бы не заморачивался сильно…
– Я и не заморачиваюсь, просто констатирую факт. Все мы хотим быть теми, кем никогда не станем, а становимся по итогу теми, кем не хотели бы быть ни при каких раскладах…
– И?..
– …и привыкаем к этому. В конечном счете, даже роли последних неудачников или мерзавцев начинают нам нравиться. За неимением лучшего, конечно.
Чем больше слов – тем меньше смысла. Что говорить, когда жизнь катится в пропасть, а ты и рад этому? Я замолкаю.
Мы молча поглощаем макароны с засохшим на них сыром. И макароны, и сыр почти безвкусны. Возможно, это даже к лучшему. Особенно, если учесть, где их готовили.
За соседним столиком происходит какое-то движение, затем со стола грохает посуда – кажется тарелка, раздается звон, и куча осколков разлетается по покрытому керамической плиткой полу. Слышится ругань, хриплые утробные голоса жителей подземелья.
Женщина за прилавком, которая продала нам макароны и которая тут за администратора и официанта одновременно, прикрикивает:
– Будете бить посуду, вышвырну на улицу!
В ответ ей звучит заискивающий голос:
– Мариночка, прости. Мы сейчас все уберем.
После этого из-за стола выползает сухонький мужичок и нетвердой походкой движется к прилавку. Там его уже ждут метла и совок, которые ему тянет женщина за прилавком по имени Марина. Тихо матерясь, мужичок убирает осколки. Кажется, на всех остальных посетителей заведения эта картина не производит ровным счетом никакого впечатления.
– До мордобоя не дошло – и слава богу, – говорит Олег.
– Думаю, бить друг другу морды им уже наскучило.
– Скорее всего.
Отставляем пустые тарелки и допиваем сок.
– Ты точно пить не будешь? – спрашиваю я еще один раз Олега.
– Точно. Я в завязке. Железно!
– Ну, раз железно – значит железно. Пойдем дальше?
– Пойдем.
Покидаем мрачное заведение, выходим на улицу, пропитанную томным теплом августовского вечера. Во дворах-колодцах гулко звучит эхо: детские голоса с игровых площадок и сиплая ругань жителей коммуналок.
Движемся в сторону Фонтанки. Мимо вяло текут пешеходы, проезжают машины. Весь город замедляет свое движение, ловя минуты и секунды этого вечера. На пересечении одной из улиц играет уличный музыкант. Мы останавливаемся возле него – послушать.
– Постоим немного? – спрашивает Олег.
– Ага.
Музыкант играет на гитаре и губной гармонике, закрепленной возле его лица на специальном держателе. На нем шляпа и футболка с портретом Боба Марли, а также порванные в нескольких местах джинсы. На ногах – резиновые тапочки, сланцы. Он проводит пальцами по струнам и начинает выводить бой – вступление к «Восьмикласснице» группы «Кино».
Пустынной улицей вдвоем
С тобой куда-то мы идем…
Музыкант начинает петь, Олег улыбается:
– Вдвоем… по улице… Почти про нас.
– И кто из нас восьмиклассница?..
Вопрос повисает в воздухе. Конечно, нет смысла на него отвечать. Это просто шутка и всего. Я достаю сигарету.
Августовский вечер – квинтэссенция нарастающего разочарования. Ты не успеешь в Вечность, как быстро не беги… Лето кончается, а что ты сделал за это лето? Сидел в офисе, в котором даже нет кондиционера, и что-то впаривал таким же замыленным менеджерам и бабушкам-бухгалтерам…
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
