– Могу ли я в таком случае, – спрашивает всех нас Курт, – обвязавшись поясом смертника, взорвать всю базу?
– Вряд ли, – сомневается Таахир, вставляя свое веское слово. – Ведь если даже Всевышний не забирает у убийцы жизнь, дает ему шанс, то как мы можем на нее покушаться?
– Но и бездействовать мы тоже не должны, когда на нас нападают. Это наше священное право, – вступает в спор молчаливый сегодня Баталь.
– Мне кажется, – говорит Халид, – нужно убить того, кто объявил войну. Например, президента страны-агрессора, и дело с концом. Могу ли я, если, иншаалла, мы захватим в заложники президентов, поквитаться за столько жертв с президентом США?
– И вполне можно принести себя в жертву, – говорит Баталь, – если ты на войне и уверен, что твоя жертва нанесет большой урон противнику. А, иншаалла, наша акция должна принести большой морально-информационный вред врагу.
Такие вот идеологические споры. Я смотрю на Халида и вижу: этот точно не упустит своего шанса поквитаться с президентом США. Но мне уже все равно.
4
Все в задумчивости замолкают, настраиваясь на акцию, а меня так и подмывает все рассказать ребятам. А еще я хотел бы сказать, что джихад переводится и как «снятие сливок» и что Хатим как раз и занимается снятием своих сливок. Но вовремя решил, что пока не переговорю с Хатимом, эта моя ирония среди собравшихся умереть сейчас неуместна.
«Сливки общества» – особенно это можно сказать, глядя на Азама, – так, наверное, думает та часть меня, что наблюдает за всеми со стороны, а прямо перед носом другой моей части кофе со сливками и персики тоже со сливками. Сегодня каждый заказывает все, что только пожелает. Такая компенсация-индульгенция. Так предложил Хатим, который и дал деньги на этот пир.
А вот и он собственной персоной – в костюмчике, с портфельчиком, с чистым лицом и белым воротничком. Немного припозднился с делами в конторе. Он улыбается, пожимает всем руки и садится возле меня, потому что я специально подготовил-припас для него теплое местечко с ворсом бархатной обивки. Как гласит персидская поговорка: любишь персик, люби и пушок. Мне есть о чем с ним серьезно поговорить. Мне не терпится прижать его к стене фактами, но здесь вряд ли удастся.
– У тебя, видимо, есть ко мне какие-то острые вопросы? – спрашивает Хатим, чутко чувствуя мою озабоченность.
– И ты еще спрашиваешь! – начинаю подводить его издалека. – Я был на похоронах и своими глазами видел труп профессора Петрова. Как ты это объяснишь? А как ты объяснишь все эти заказные убийства бомжей? Разве ради этого мы собирались? Как это мерзко и низко! Это дискредитирует нашу высокую цель!
– И это все? – ухмыляется Хатим.
– Нет, не все! – закипаю я, – Еще я хочу знать правду, начиная с самого момента нашей встречи. Была ли она случайна, ведь это не я привел Курта, а, по сути, Курт привел меня в группу?
– Очень просто, – спокойно глядя мне в глаза, говорит Хатим. – Все очень просто объясняется. Я сам долго думал, откуда вдруг всплыла наша записка, и знаешь, к какому выводу я пришел?
– Ну и к какому же?
– Пойдем, выйдем, подышим свежим воздухом! – предлагает Хатим остаться нам наедине. – Хотя, как я вижу, ты сам о многом догадался.
5
– Я буду откровенен с тобой, раз ты такой правдоискатель, хотя не знаю, понравится ли тебе эта правда, – продолжает Хатим, когда мы выходим на крыльцо заведения и оказываемся растворенными в толпе людей, что спешили по своим делам. – Я пришел к выводу, что нашу группу решили принести в жертву, что нас не воспринимают всерьез, – поделился Хатим со мной своими тайными мыслями и повторил: – Наши высокопоставленные друзья не воспринимают нас всерьез. И оплачивали они некоторые мероприятия, чтобы в случае чего слить нас и замести с помощью нас следы. Пустить сыщиков по ложному следу.
– То есть как это в жертву? – не понял я.
– Для них было важнее то, что творится вокруг этого долбаного профессора Петрова. Секретное оружие, ради которого Курт и его ребята устраняли бомжей-физиков. А мы так, мелкие пешки. Поэтому-то они так и хотели, чтобы мы взорвали газопровод и этим взрывом отвлекли спецслужбы. Или пудрили нам мозги, предлагая организовать этот взрыв. Отвлекали наше сознание высокой, как ты говоришь, целью, чтобы мы без зазрения совести выполняли эти низкие зверства. – Хатим явно нервничал, говорил быстро, словно спешил побыстрее как на духу выложить все, что знал.
– Подожди, то есть как – принести в жертву? Нас что, хотели предать и слить?
– Именно. А потом они собирались дать спецслужбам наш след, когда мы уже станем совсем не нужны. И готовили для этого почву. А в нас и наши планы они не верят. Когда я только начал говорить о покушении на президентов… Помнишь тот наш первый план обрушить линии электропередач?..
– Да, да, да!
– Ну так вот, только я обмолвился, как надо мной посмеялись. Не явно, но я увидел это в глазах связного. И тогда я замолчал и больше ничем не делился. И я не говорил им о нашем плане захватить отель с президентами. И правильно сделал! Теперь они ничего не знают, и у нас на руках есть козыри. Ведь мы сами своими силами подготовили эту операцию, и мы ее проведем.
– Подожди, с чего ты все это взял? Как ты пришел к выводу, что наш тайный имам и наш связной ведут двойную игру? – В голове не укладывалось все, что сказал Хатим, уж больно все было путано, но я хотел выслушать его версию до конца.
– Логика, брат. Я много сопоставлял и анализировал факты и слова, про
которые слишком долго рассказывать. К тому же нас, как будущих дипломатов, научили отличать слова от намерений, ложь от правды, блеф от искренности по косвенным признакам, по движению рук и глаз, например. Да ты и сам, брат, в какой-то момент засомневался, помнишь?
– Еще бы! Слишком много было несоответствий и странностей.
– Я даже подозреваю, что наши братья вовсе не мусульмане, а агенты западной разведки, возможно, английской. И когда я пришел к этому выводу, то, как и они, решил вести двойную игру.
6
Невский, нет лучшего места, чтобы остаться неувиденным и неуслышанным.
– Хорошо, что я тогда ничего не рассказал, – продолжил Хатим через несколько минут, дав мне время уварить и проанализировать информацию. – Пусть этот провал будет им уроком. Ведь там будет даже премьер-министр Англии. Поэтому-то я соглашался на все, что мне предлагали. На все задания. Главное, чтоб нас не трогали и ни в чем не подозревали. Чем больше мы будем выполнять, тем дольше нужны. И тем позднее нас бы сдали. Я даже сообщил в центр через связного о том, что мы по-прежнему хотим уронить опоры, намекая, что мы готовы погибнуть в лобовой атаке на кортеж, под пулями президентских охранников. Мол, вам даже не придется мараться, избавляясь от нас.
Я молчал.
– Теперь, когда мы так близки к цели, мы должны быть вдвойне осторожнее, чтобы не раскрывать наших планов, – только улыбался Хатим. – Мы накажем этих уродов, у нас все уже готово. И пусть нас считают неадекватными недорослями и придурками, это даже лучше, потому что от нас не ожидают ничего экстраординарного.
