— Давай пойдем куда-нибудь, где можно посидеть. Моя квартира как раз напротив. Мне придется выйти через раздевалку, потому что там все мои вещи, поэтому нам лучше встретиться на улице, я только все быстренько заберу. А душ я приму дома. Ты сможешь выйти?
Эми болтала без умолку. Она не говорила, а именно болтала. Она столько не наговаривала и за неделю. Как хорошо увидеть его!
В раздевалке она стащила коньки, сунула ноги в уличные туфли и натянула большую хлопчатобумажную спортивную фуфайку прямо поверх платья фигуристки. Она чуть не задохнулась, когда выскочила в вестибюль.
Она не остыла, не сделала растяжки. Глупо, так можно и травму заработать.
Ну и ладно. Ну и что, если у нее будет одна травма? Какая разница? Главное — Джек здесь!
Он ждал ее, прислонившись к стене рядом со стойкой службы безопасности и переговариваясь с охранником. При виде ее он выпрямился и протянул руку за ее спортивной сумкой.
— Холли сказала, что ты сначала поехал в Кентукки. Не разумнее ли было с географической точки зрения сначала приехать сюда? — спросила она.
— Возможно.
Она недоумевала, почему он здесь. Может, это и не важно. Так чудесно видеть его! Пока они ждали лифт, она взяла его за руку.
Не снимая своей сумки с его плеча, она достала из бокового кармашка ключи и открыла дверь квартиры. Джек вошел следом.
— Мне надо принять душ, — сказала она. — Я быстро. Но сначала я приготовлю что-нибудь для тебя. Поесть? Пиза? У меня, правда, ничего нет, но я могу позвонить в кафе, и они принесут. — Она не могла остановиться. Она была так счастлива видеть его!
— Я принесу все сам, — ответил Джек. — Лучше я сам все сделаю, чем буду ждать, пока доставят. Ты что-нибудь хочешь?
Эми покачала головой, тут зазвонил телефон.
— Эми? Милая, это мы.
Звонили ее отец и Гвен. Странно, они никогда не ездили в город по вечерам.
Но это же двадцатое августа, день, когда они возвращаются в Айову! У Эми все вылетело из головы.
— Вы дома? Вы, должно быть, только что вошли.
В другом конце комнаты Джек замотал головой и скрестил перед лицом руки — его здесь нет.
Эми внезапно опомнилась. Джек не сказал им, что едет в Денвер.
— Мы уехали с озера сегодня утром, — говорила Гвен. — И потратили на весь путь чуть больше десяти часов. Путешествие было легким.
— Джек убрал мостки и закрыл два других дома, — вмешался Хэл. — Поэтому нам было так просто уезжать.
— Это хорошо. — Эми не знала, что еще сказать.
— Гвен рассказала тебе о световых люках? — продолжал он. — Тебе они наверняка понравятся.
— Она тоже так считает. — Какой ужас! Она не может сказать им, что он здесь, — Твои записи были уже здесь, когда мы приехали, — продолжил ее отец. — Я сгораю от нетерпения. Постараюсь прослушать их завтра.
Он не постарается прослушать их завтра, он это сделает. По тому, что она отправила посылку ночной почтой, точно рассчитав время их приезда, он догадался, что она все еще работает над аранжировкой и ей нужен быстрый ответ.
Какая же она эгоистка! Взяла и послала кассеты, требуя его немедленного внимания, когда завтра ему надо будет заниматься миллионом всяких дел, распаковать все вещи, просмотреть тонны скопившейся в кабинете почты…
Не об этом ли говорила Феба?
— Как продвигается твое катание? — спросила Гвеи.
— Отлично, — ответила Эми. Она отвечала слишком отрывисто. Но как она могла говорить о том, что делает, о новых элементах своей программы, когда рядом стоял Джек, притворяясь, что его нет?
— Над чем ты работаешь? — продолжала Гвен — Составляешь новые программы?
Гвен хотелось поболтать, это было понятно — последние две недели она общалась только с Хэлом и Джеком. Теперь она приехала домой, но дом был незнакомым, это все еще был дом Элеоноры. Разумеется, ей хотелось бы подольше поговорить с наиболее близким для нее членом семьи Хэла.
А Эми отвечала кратко и отстраненно, как будто ее совсем не волнует семья, когда она работает.
Феба говорила и об этом тоже.
Гвен сменила тему: дом показался ей очаровательным, и она предвкушает, как обоснуется здесь. Но Эми только невнятно бормотала что-то в ответ, и минуту спустя разговор окончился.
Она отключила телефон.
— Как же это мерзко, — сказала она.
Джек стоял, засунув руки в карманы и слегка ссутулившись.
— Мне очень неприятно, что я поставил тебя в такое положение.
— Почему ты не хочешь, чтобы они знали, что ты здесь? — спросила она. Ведь он всегда считал, что секретов быть не должно.
— Не хочу объясняться со всеми и каждым.
— А мне ты объяснишь?
Он вынул было руки из карманов, но снова сунул их назад, — То, что ты делаешь на льду, просто потрясающе.
— Тебя удивила скорость?
Он наморщил лоб.
— Не особенно… а что, должна была?
— Нет. Но обычно люди говорят именно это, когда видят нас живьем, — как быстро мы катаемся. Когда смотришь по телевизору, скорость не заметна. Но кажется, тот кусок, над которым я работала, помедленнее.
— Понятия не имею. Я был потрясен, насколько ты сексуальна.
— А, это!.. — Она улыбнулась. — Поражены все, включая меня. Это нечто абсолютно новое. — Это ты меня изменил. Это ты открыл мне столько нового во мне и в моем теле. Если бы не ты, я бы никогда так не каталась.
Но он не поэтому пришел. Она знаком предложила ему сесть на диван, села напротив и в одной из медных колонн увидела свое искаженное отражение.
Он сложил руки на коленях.
— Я уже говорил, что не умею выражать свои чувства.
Эми кивнула.
— И ты должна попять, — продолжал он, — что мне ничего от тебя не надо, что я не думаю, будто то, что я собираюсь сказать, изменит что-то в наших отношениях, потому что все, что касается семьи, пока остается в силе.
Она не понимала смысла его слов.
— Что ты хочешь сказать?
— Что я тебя люблю.
Эми замерла. Каждый ее нерв, каждая мышца, каждая жилочка застыли.
Джек поднялся с дивана и, нервничая, подошел к окну, его движения были непривычно резкими и неловкими.
— Я никогда не говорил этих слов. Думаю, что я никогда даже не задумывался над этим, не задавался вопросом, люблю ли я кого-то, но когда ты уехала с озера, я только об этом и думал. Люблю ли я тебя? Тогда зачем я ставил эти световые люки в бревенчатом доме и сколотил новые-лавки для сауны? Я хотел, чтобы тебе там было приятнее. Я хотел, чтобы ты поняла, что я тебя люблю. Я подумал, что, может, ты приедешь туда в следующий раз, увидишь световые люки и поймешь, что я тебя люблю. Но потом все это показалось мне жуткой глупостью. Во-первых, ты могла приехать только через четыре года, а во-вторых, увидев световые люки, ты могла подумать, что они просто сделали светлее темный дом. И поэтому, хотя я обычно так не делаю, я решил приехать сюда и все тебе сказать.
