- Это мой дом. Вы вломились в него. А полиция разберется.
Дело уже было сделано. Удалив мелкие черные скобочки, придерживавшие провод, его свободный конец вытянули из вентиляционного отверстия над кухонным окном. Не осталось и следа. Оба визитера, как заметила Аннунциата, были в перчатках.
- Будет лучше, если ты ни о чем не расскажешь полиции.
- Я вас не боюсь, - заявила Аннунциата. - Только вы уйдете, иду прямо в участок.
У них там есть фотографии таких бандитов, как вы. Я вас узнаю. Никуда не денетесь.
Здоровяк внимательно взглянул на Аннунциату. Да, она говорила правду. Эта седовласая пожилая женщина с королевской статью его действительно не боится.
Нагонять на людей страх было его профессией, так что ошибиться он не мог. Оценив проблему со всех сторон, он сказал:
- Полагаю, тебе стоит подумать. То, что мы здесь - это неважно. С тобой ничего не случилось, с домом тоже. Но если ты действительно отправишься в полицию, будет хуже. Ты влезешь в дела больших, очень больших людей, и даром тебе это с рук не сойдет.
- Ты говоришь, со мной ничего не случилось? - взорвалась Аннунциата от гнева и обиды. - А с Мило? С моим мужем Мило?
Мужчины переглянулись и тот, что раньше не произнес ни слова, сказал:
- Его переехал машиной англичанин, мы здесь не при чем.
- При чем. Потому что вы знали, куда он собрался в тот вечер. Вы знали это, подслушали все этой вашей коробочкой.
- О коробочке лучше забудь, как её и не было. - Та уже исчезла в кармане вместе с мотком черного провода и пакетиком черных скобок.
- Не забуду и постараюсь, чтобы не забыла и полиция.
Сунув руку в карман, мужчина достал кожаный бумажник. Из него вынул вырезку из газеты, помятую и захватанную пальцами, и развернул её.
- Читай!
- Для чего? - Аннунциата все-таки взяла вырезку. - Что мне до нее? О чем здесь?
- О молодой девушке, которую нашли на улице в Палермо. - Мужчина ткнул пальцем в нужный абзац. - Вот здесь, видишь? Там написано, что случилось, но написано не все, Я потом ту девушку видел, ей пришлось ампутировать левую грудь.
Аннунциата уставилась на вырезку. Глаза её бегали с вырезки на мужчину и обратно.
Прошептала:
- Зачем вы мне это показываете?
- Эта девушка была не при чем, но семья её наделала глупостей. И к тому же дважды не подчинились. Вот это и произошло. Печальная история, она у них была единственной дочерью. - Он оскалися, показав черные зубы. - У тебя тоже дочь и тоже единственная. Не забывай, что случилось в Палермо, может произойти и во Флоренции.
Сложив вырезку, он убрал её в бумажник, а бумажник - в карман. Все это проделал хладнокровно и аккуратно.
Когда они ушли, Аннунциата долго сидела не двигаясь, только губы дрожали. Когда через два часа вернулась Тина, нашла её на том же месте. Пораженная её видом, кинулась к ней.
- Мамочка, что с тобой? Что случилось?
Аннунциата, обняв её, прошептала:
- Ничего не случилось, девонька моя, и уже не случится.
5. Полный вперед!
Харфилд Мосс писал своему коллеге в Питтсбург:
«Похоже, все несколько задерживается. Вчера меня предупредили, хотя и из третьих рук; главные действующие лица не могут позволить себе, чтобы их увидели вместе.
Их противники не скрывают своего существования и ведут свои игры как коты вокруг блюдца сметаны. Мне пришло как-то в голову, что задержки могут быть только предлогом, чтобы вздуть цену, но и сам я в это не верю. Они также заинтересованы в этой сделке, как мы. В любом случае я подожду ещё с неделю, посмотрю, что из этого выйдет.
Больше здесь ничего нового, как всегда готовятся очередные выборы, стены все залеплены плакатами, с вертолетов и машин разбрасывают листовки. Один из тех, с кем я тут познакомился, англичанин по фамилии Брук, угодил в тюрьму за то, что сбил человека и скрылся. Теперь может получить за это до семи лет…»
* * *
- Я получил письмо, - сказал капитан Комбер. Элизабет и Тина уже привыкли собираться у него. - Толком не могу его разобрать. Там полно ошибок, да и до каллиграфии далеко. Подписал его некто Лабро Радичелли.
- Лабро? - спросила Элизабет. - Это не тот человек, о котором говорил Роберт?
- Покажите, - попросила Тина.
Капитан подал ей свернутый листок зеленой бумаги с неровным краем, исписанный фиолетовыми чернилами.
- Конверт сохранился? - спросила Элизабет.
- Разумеется. Но если вы имеете ввиду почтовый штемпель, то не надейтесь. Он нечитаем, как и все штемпели в Италии. Только кончается на «О».
- А начинается, вероятно, на «А» или на «Е».
- Вполне возможно, - согласился капитан. - Ну, разбираете вы почерк, Тина?
- Я бы сказала, что человек этот хочет нам дать информацию, касающуюся синьора Брука, и требует сто тысяч лир до востребования в Ареццо. Авансом.
- Иными словами, - сказал капитан, - если мы решим выбросить фунтов пятьдесят - семьдесят, можем что-то за них получить, а можем нет. Не на тех напал.
- Не отдать ли нам это письмо в полицию? - спросила Элизабет. - Если он что-то знает, они смогут заставить его говорить.
- Только он не пишет, что знает об аварии. Это может быть о чем угодно.
- В любом случае это подозрительно. Будь он порядочным человеком, так дал бы адрес, чтобы можно было с ним связаться.
- Так-так, - протянул капитан.
Тина спросила:
- Вы хотите с ним поговорить? Я могу узнать, где он живет.
- В самом деле?
- Ничего сложного. Радичелли - многие сотни, это очень разветвленный род.
Большинство из них из Ареццо. Мамин племянник, сын её старшего брата, женат на одной из них. Он узнает, к какой ветви рода относится Лабро, понимаете? Если тот боится оставаться во Флоренции, значит уехал в деревню к родственникам, там мы его и найдем.
- Это может помочь, - заметил капитан. - Спросите у мамы, не знает ли она.
- Спрошу обязательно, - По лицу Тины скользнула тень.
- Что случилось, Тина? - спросила Элизабет. - У вашей мамы неприятности?
- Да нет. Но со дня похорон она никак не придет в себя. Посмотрим, что будет дальше.
Когда она ушла, Элизабет сказала:
- Нам нужно будет информировать адвоката Роберта, доктора Тоскафунди. В конце концов, бороться придется ему.
- Это так, - кивнул капитан, но в голове его слышалось осторожное сомнение. - Но информировать его будем выборочно. Надо бы мне зайти к нему и немного его прощупать.
