– Это не моя вина, что тебя не было все утро. Тогда пойдем со мной.
Роман пожал плечами:
– Хорошо. Вот, Джейсон. – Он передал свое виски другу. – Я скоро вернусь.
Грейс и Джейсон не успели возразить, а Грейс определенно была намерена это сделать, как они уже оказались одни в кабинете. Роман и Триста удалились, дружески переговариваясь между собой. Издали доносился их смех.
Грейс решила тоже уйти:
– Простите, но я хотела бы немного... отдохнуть. И переодеться к обеду.
– Снова устала? Ты должна поговорить с врачом. Почему на тебя нападает слабость, когда я появляюсь в доме?
– Не насмешничай, – спокойно ответила она. – Такое поведение не подобает пастору.
– Это у меня старые грехи. – В его глазах горело озорство. И что-то еще, от чего у нее по спине пробежала дрожь. – В конце концов, я всего лишь человек из плоти и крови. Не святой.
Ее голос стал ядовитым.
– Твои прихожане не разочаруются, когда узнают об этом?
– Я верю, что ты сохранишь мой секрет в тайне. – Он направил на нее тонкий палец. – А я сохраню твои тайны.
– Но у меня нет тайн. – Она помолчала. – По крайней мере таких, которые тебе известны.
– Я знаю, что ты совсем не такая холодная, как пытаешься изобразить. Твоя помощь в организации детского праздника это подтверждает. Могу я надеяться, что здесь сыграл свою роль наш последний разговор? – Он намеренно поддразнивал ее, довольно незамысловато, но это сработало.
– Это смешно. Мне просто скучно. И это все ради...
– Эндрю, которого ты обожаешь, конечно. Ты дважды сказала это, с особым ударением, чтобы я не пропустил. Хотя я не сомневаюсь, что тебе действительно скучно без города. – Он энергично махнул рукой. – Я уверен, что тебе все здесь кажется унылым после нескольких лет восхитительной жизни в Лондоне и вращения в свете.
Грейс выпрямилась.
– Это не твое дело, – с раздражением ответила она и решительно направилась к окну. Обхватив плечи, она стала смотреть во двор.
Наступила долгая пауза. Нахмурившись, Джейсон размышлял о чем-то своем.
– Грейс?
– Мне не нравится, что на тебе воротник священника.
Он кивнул и подошел к ней.
– Я знаю.
– Почему ты всегда так терпелив со мной? – спросила она. – Из-за твоих обязанностей? Потому что ты пастор?
Какое-то мгновение он размышлял над ее словами.
– Ты всех стараешься от себя отпугнуть?
– Тогда почему ты не уходишь? – спросила она. Но в ее голосе не было злости.
– Я знаю тебя слишком хорошо и долго. Ты ничего не можешь от меня скрыть.
– И чего я от тебя не могу скрыть? – Она посмотрела на него в упор, не стараясь придать лицу какое-либо выражение. Джейсон подумал, что у него есть какая-то надежда.
И он сказал просто:
– Твое сердце.
Она была поражена, но отнюдь не огорчена. Было видно, что в ней борются противоречивые чувства. Наконец она пришла к решению, неуверенно произнеся:
– Это, возможно, грех – лгать священнику.
– Грех.
Она опустила глаза:
– Ты, возможно, услышишь об этом рано или поздно. Что ты говорил о праздниках и вращении в свете? Я... вела тихую жизнь в городе. Я не посещала праздников. Совсем напротив.
– Но ты не хочешь сказать, что никогда не бывала в свете?
– Бывала, конечно, когда только приехала, но, обнаружив, что люди столь... Я не ожидала, что увижу это в городе.
– Тогда почему ты там оставалась? – спросил он. Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Потому что я не могла вернуться сюда. Я не переносила этот дом, это место. Здесь я чувствовала себя совсем одинокой.
Он медленно покачал головой:
– Нет, ты не была бы здесь одна.
Она отвернулась, ее лицо покраснело. Ей и в голову не приходило, что она может вернуться сюда к Джейсону. Их разделяли многие годы, и он вряд ли думал о ней. Джейсон взял ее за локоть. Его пальцы были сильными, она через тонкую ткань платья ощущала его тепло.
– Скажи мне, почему ты не чувствовала себя в Лондоне счастливой?
– Люди там... другие... Я с ними не была знакома. Как оказалось, мне с ними не о чем говорить. На общественных мероприятиях я никогда не знала, что сказать. Они были такие утонченные, имели хорошие манеры, а я выглядела как простая сельская девушка. Наверное, я им казалась совсем дурочкой.
– Ты никогда не выглядела глупой.
Она прервала его, поняв, что он как-то желает ее утешить.
– Я была уверена, что все считают меня неполноценной. Роман несколько раз пытался переубедить меня, что это не так. Иногда ему это удавалось. Но как только я представляла, что начну говорить с этими людьми, меня охватывал дикий страх, и я никак не могла с ним справиться. Я пыталась призвать на помощь силу воли, пробовала себя уговорить, но это не помогало, и я опустила руки. Когда я встречала на прогулке кого-то из знакомых и он спрашивал, не может ли он меня проводить, и говорил, что он думал обо мне, я готова была провалиться сквозь землю. В конце концов я перестала вообще выходить из дома.
– Боже, Грейс! – Он подвинулся ближе. Она почувствовала исходящий от Джейсона дразнящий мужской запах. От него слегка кружилась голова.
Повернувшись, чтобы посмотреть ему в лицо, она сказала:
– Вот так. Можешь радоваться. Избалованная богатая маленькая девочка оказалась в Лондоне совсем жалкой. – Слезы жгли ей глаза. Черт побери, она не заплачет перед ним снова. – Все получилось наоборот. Ты меня считал снобом, а я оказалась ниже их всех. Какой же я сноб?
Она направилась к двери, но Джейсон ее опередил, быстро метнувшись наперерез и поставив руку на стену, чтобы не дать ей уйти.
У Грейс перехватило дыхание. Она старалась не смотреть на него.
– Не знаю, зачем я рассказываю все это, – проговорила она. – Если у тебя есть талант заставлять людей сообщать о своих провалах, если ты научился обезоруживать их и вынуждать показывать собственные слабости, тогда ты должен предупреждать о таком оружии.
– Грейс, – прошептал он. Она закрыла глаза, пытаясь скрыть волнение. – Ты сама захотела мне все рассказать.
Это так и было. Она почувствовала облегчение.
Грейс заставила себя повернуться к нему. От его красивого лица, от его уверенной твердости и мужественности у нее замерло сердце. Сейчас она была очень чувствительна к его чарам. Грейс попыталась отвернуться, но он поймал ее за подбородок свободной рукой и не дал этого сделать. Его глаза скользили по ее лицу, и она ответила на его взгляд, зная, что больше не может от него что-либо скрывать.
