Мистер Абрахамс одарил меня снисходительной улыбкой:
– Терпение, только терпение. Сейчас мы выберем место, назначим время, достанем пузырёк люкоптоликуса, – с этими словами он извлёк из кармана небольшую ёмкость, – и вы убедитесь: нет в мире духа, который посмел бы ослушаться моей команды. Впрочем, вы всё увидите собственными глазами, и привидение выберете себе по вкусу. Лучшего ответа – слово чести! – придумать я не могу.
Всё это время мистер Абрахамс странно ухмылялся и беспрестанно подмигивал.
– Когда вы намерены приступить к делу? – осведомился я почтительно.
– Без десяти час, – твёрдо ответил он. – Иные говорят, будто бы лучше в полночь, но я утверждаю: идеальное время – без десяти час: нет такой толкотни – легче выбрать себе подходящего духа. Ну а теперь, – произнёс он, поднимаясь со стула, – проведите-ка меня по замку, покажите место, где вы хотели бы его поселить. Дух – он ведь такой: облюбует себе местечко – клещами его потом оттуда не вытянешь, о другом ничего и слушать не хочет. Не загонишь его туда потом никакими силами, даже если больше ему и деваться-то некуда.
Мистер Абрахамс критически и с величайшим тщанием осмотрел все коридоры и комнаты, с видом большого знатока потрогал гобелены. («Как раз то, что надо», – заметил он при этом вполголоса.) В банкетном же зале восхищение его переросло все границы.
– Вот оно, идеальное место! – воскликнул он, приплясывая со своим чемоданчиком вокруг стола с серебром (в ту минуту мой маленький гость и сам стал похож на какого-то лешего). – Лучшей комнаты мы не найдём. Благороднейший, солиднейший зал, и серебро высшей пробы, не то что нынешние подделки. Именно так, сэр, всё и должно быть обставлено. Ишь какой простор – есть где привидению развернуться в полёте. Прикажите-ка принести сюда бренди и коробку с сигарами: посижу тут у огонька, проведу необходимые приготовления – дело это гораздо более сложное, чем вы, может быть, полагаете. Привидения – они, знаете, ведут себя прескверно, пока не сообразят, с кем имеют дело. Если вы останетесь со мной в комнате, они тут же вас, пожалуй, и растерзают на части. Так что пока уходите, а я займусь ими сам; в половине же первого – милости просим, они к тому времени вполне успокоятся.
Предложение мистера Абрахамса показалось мне более чем обоснованным, и я удалился, оставив его сидящим в кресле: задрав ноги на крышку камина, мой гость принялся подготавливать себя к встрече с капризными жителями иного мира, укрепляя свой дух при помощи указанных средств.
В комнате внизу, где расположились мы с миссис д’Одд, кое что было слышно: некоторое время гость сидел, затем принялся измерять холл мелкими нервными шажками.
Затем мы услышали, как он проверил надёжность внутреннего дверного замка, после чего передвинул к окну что-то тяжёлое из мебели и, по-видимому, взобрался на этот громоздкий предмет, потому что до нас донёсся скрип рамы – снизу коренастый мистер Абрахамс сам не смог бы до неё дотянуться. Миссис д’Одд утверждает, будто бы слышала, как после этого он заговорил торопливым шёпотом, но я не исключаю, что тут её подвело разыгравшееся воображение.
Признаюсь, всё это произвело на меня гораздо более сильное впечатление, чем я мог ожидать. Сама мысль о том, что простой смертный может так вот стать у открытого окна и призвать к себе из мрака обитателей потустороннего мира, не могла не внушить мне благоговейного ужаса. С трепетом, который мне едва удалось скрыть от Матильды, встретил я тот миг, когда стрелки часов приблизились к назначенному сроку: что ж, пришло время подняться по лестнице и составить компанию мистеру Абрахамсу в его ночном бдении.
Он сидел в прежней позе, как если бы и не двигался с места, – разве что пухлая физиономия его раскраснелась.
– Как дела? – бросил я с напускной беспечностью, невольно озираясь по сторонам, дабы убедиться, что мы здесь с гостем всё ещё одни.
– Теперь, чтобы довести наше дело до конца, понадобится лишь ваша помощь, – торжественно произнёс мистер Абрахамс. – Садитесь рядом и примите немного люкоптоликуса – это снадобье, снимающее шоры с земного нашего зрения. Что бы ни предстало вашему взору, молчите и не двигайтесь, иначе спадут все чары.
Манеры его заметно смягчились, от прежней вульгарности грубого кокни не осталось и следа. Я расположился в указанном кресле и стал ждать.
Мой гость очистил от камыша часть пола и, опустившись на четвереньки, начертил полукруг, в который попали мы с ним и камин. По краям дуги он набросал ряд иероглифов, отдалённо напоминавших знаки зодиака, затем встал и скороговоркой произнёс заклинание – мне показалось, что это было одно очень длинное слово на каком-то диковинном гортанном наречии. Завершив молитву (если, конечно, это была она), мистер Абрахамс вынул тот самый пузырёк, который показывал раньше, налил из него пару столовых ложек прозрачной жидкости в чашечку и протянул её мне.
Напиток испускал тонкий сладковатый аромат, немного напоминавший яблочный. Несколько секунд я в нерешительности держал чашечку у губ, но тут мистер Абрахамс сделал нетерпеливый жест, и мне ничего не оставалось, как выпить всё залпом. Зелье было довольно-таки приятно на вкус; какого бы то ни было немедленного действия оно на меня, впрочем, не оказало, так что я откинулся на спинку кресла и стал ждать. Мистер Абрахамс, сидя рядом, продолжал бормотать какие-то заклинания и время от времени очень внимательно вглядывался мне в лицо.
Постепенно по жилам моим разлилось блаженное ощущение расслабленности и тепла – возможно, из-за близости кресла к камину, а может быть, и в силу каких-то других, мне неведомых причин. Веки мои медленно сомкнулись, и множество чудесных, сказочных мыслей пронеслись одна за другой у меня в голове. Спать хотелось так, что, даже когда гость положил мне руку на грудь в области сердца, я не только не воспротивился, но и не стал спрашивать, с какой стати он это делает.
Всё в комнате закружилось вокруг меня в медленном сонном хороводе: голова лося у дальней стены, графин с вином, ваза и подносы двинулись, раскачиваясь, по залу в сказочном котильоне. Я опустил отяжелевшую голову на грудь и потерял бы, наверное, сознание, если бы дверь в конце зала внезапно не распахнулась. Она выходила прямо на помост, где в прежние времена пировал глава дома. Это привело меня в чувство.
Я выпрямился, вцепился в ручки кресла и с ужасом уставился в тёмный проём. Оттуда двигалось нечто бестелесное, бесформенное, но я всё же ясно его ощущал. Тень переступила порог, и по комнате пронёсся ледяной ветер: дуновение это пробрало меня до самого сердца.
– Я незримое ничто, – молвил дух, и голос его был подобен шуму восточного ветра в верхушках сосен на пустынном берегу моря. – Однако не лишён определённых пристрастий. Я неуловим, магнетичен, спиритуален, так и искрюсь электричеством. Я – эфирное нечто, испускающее вздохи. Могу убивать собак. Изберёшь ли ты меня, о смертный?
Я собрался было ответить, но слова застряли у меня в горле, и прежде, чем я успел вымолвить слово, тень пронеслась по залу и растаяла в глубине его, оставив после себя долгое эхо печального вздоха.
