– Ошибочное. Стоит поверить в неизбежность смерти, как становится невозможно получать удовольствие от жизни.
– Вы бы хотели точно знать день и час своей смерти?
– Ни в коем случае. В страхе перед неведомым мало хорошего. Но столкнувшись с неведомым, мы можем сделать вид, будто его не существует. А зная точные даты, многие совершали бы самоубийство – хотя бы только ради того, чтобы не умирать по расписанию.
Мы перешли старый автодорожный мост, перегороженный, захламленный наводящими уныние поблекшими предметами. Потом, пройдя по тропинке вдоль ручья, приблизились к кромке школьного футбольного поля. Женщины приводили туда маленьких детей, и те играли в ямах для прыжков в длину, как в песочницах.
– Как бы мне ее перехитрить? – спросил я.
– Вы могли бы положиться на технологию. Она довела вас до этого состояния, она же может и выручить. В этом вся суть технологии. С одной стороны, пробуждает стремление к бессмертию, с другой – может стать причиной всеобщего вымирания. Технология – вожделение, отнятое у природы.
– Вот как?
– Технологию придумали, чтобы с ее помощью хранить страшную тайну наших слабеющих тел. Но в то же время, технология – это жизнь, не так ли? Она продлевает жизнь, дает возможность заменять изношенные органы новыми. Каждый день новые устройства, новые методы. Лазеры, мазеры, ультразвук. Положитесь на нее целиком и полностью, Джек. Поверьте в нее. Вас поместят в сверкающую трубу, ваше тело облучат основными элементами вселенной. Светом, энергией, снами. Самой милостью Божьей.
– Спасибо, Марри, но в ближайшее время мне вряд л и захочется обращаться к врачам.
– В таком случае, вы всегда сможете перехитрить смерть, сосредоточившись на загробной жизни.
– Каким образом?
– Это же очевидно. Читайте специальную литературу о реинкарнации, переселении душ, гиперпространстве, воскрешении мертвых и так далее. Эти верования стали основой развития некоторых блестящих научных концепций. Изучайте их.
– Вы сами-то верите в подобные вещи?
– Уже тысячи лет во все это верят миллионы людей. Свяжите с ними свою судьбу. Вера в перевоплощение, в новую жизнь фактически всеобща. Наверное, это что-нибудь да значит.
– Но все эти блестящие концепции – они же совершенно разные.
– Но в ваших устах все это звучит как удобная фантазия, худшая разновидность самообмана.
И вновь он, казалось, пожал плечами:
– Подумайте о замечательной поэзии, о музыке, танцах и обрядах, которые рождаются благодаря нашему стремлению к жизни после смерти. Быть может, всего этого достаточно для оправдания наших надежд и иллюзий, хотя умирающему я бы такого не сказал.
Он многозначительно подтолкнул меня локтем. Мы направлялись к торговой части города. Марри остановился, приподнял ногу и, постучав трубкой о каблук, выбил пепел. Потом со знанием дела, чубуком вперед, положил вещицу в карман вельветового пиджака.
– Нет, серьезно, вы еще долго сможете находить утешение в идее загробной жизни.
– Но разве я не должен верить? Разве не должен искренне, всем сердцем чувствовать, что где-то там, во тьме, за пределами этой жизни, существует нечто неведомое?
– Что такое, по-вашему, загробная жизнь – масса фактов, которые только и ждут, когда их обнаружат? По-вашему, американские военно-воздушные силы собирают информацию о загробной жизни и держат ее в тайне, потому что мы еще не готовы примириться с полученными данными? Эти данные вызвали бы панику? Нет. Я скажу вам, что такое загробная жизнь. Это приятная и очень трогательная идея. Можете верить в нее, можете не верить – на ваше усмотрение. А пока вы должны сделать одну вещь: уцелеть после покушения на вашу жизнь. Это моментально подняло бы вам тонус. Вы почувствовали бы себя избранником судьбы, обрели бы притягательную силу.
– Раньше вы говорили, что притягательную силу придает мне смерть. И, кроме того, кому вдруг понадобилось бы меня убивать?
Он опять пожал плечами:
– Тогда нужно уцелеть после железнодорожной катастрофы, в которой погибнут сотни людей. Остаться невредимым, когда ваша одномоторная «Сессна» упадет на поле для гольфа, наткнувшись на линию электропередачи всего через несколько минут после взлета. Не обязательно убийство. Суть в том, что вы стоите возле догорающих обломков, а другие лежат без движения, скорчившись от боли. Это может нейтрализовать действие любого количества туманных сгустков, по крайней мере на время.
Мы принялись разглядывать витрины, потом зашли в обувной магазин. Марри посмотрел обувь «Уиджен», «Уоллаби», «Хаш Паппи». Мы вышли на солнечный свет. На нас искоса поглядывали дети в легких колясках: видимо, мы представлялись им чем-то необычным.
– Вам помогает знание немецкого?
– Не сказал бы.
– Но хоть раз помогло?
– Не могу сказать. Не знаю. Кто знает такие вещи?
– Чего вы пытались добиться все эти годы?
– Наверно, хотел подпасть под чары.
– Правильно. Тут нечего стыдиться, Джек. Это всего-навсего ваш страх. Из-за него вы так поступаете.
– Всего-навсего мой страх? Всего-навсего моя смерть?
– Нам не следует удивляться вашей неудаче. Насколько сильными оказались немцы? В конце концов, они проиграли войну.
– То же самое сказала Дениза.
– Вы обсуждаете это с детьми?
– Поверхностно.
– Беспомощных и напуганных людей тянет к магическим, мифическим фигурам, к героям эпического масштаба, которые устрашают, представляют собой мрачную угрозу.
– Надо полагать, вы говорите о Гитлере.
– Некоторые люди кажутся исполинами, способными изменить жизнь. Гитлер представляется исполином, способным победить смерть. Вы думали, он защитит вас. Я это прекрасно понимаю.
– Правда? А вот я до сих пор не могу понять.
– Это же совершенно очевидно. Вы искали помощи и спасения. Безмерный ужас отвлекал бы вас от мыслей о собственной смерти. «Скрой меня от посторонних глаз, – говорили вы. – Поглоти мой страх». На одном уровне вы хотели спрятаться в Гитлере и его злодеяниях. На другом – воспользоваться им, чтобы стать более значительным и сильным. Я вижу тут смешение средств. Впрочем, я вас не осуждаю. То был смелый поступок, дерзкий выпад. Воспользоваться Гитлером. Я способен восхищаться этой попыткой, даже если понимаю, насколько она нелепа, – хотя и не более нелепа, чем ношение амулета или деревяшки от сглаза. Шестьсот миллионов индусов остаются дома, если утром знаки не благоприятствуют выходу на работу. Так что, на мой взгляд, вы ничем не выделяетесь.
– Огромная страшная бездна.
– Само собой, – сказал он.
– Неисчерпаемость.
– Понимаю.
– Нечто громадное, не поддающееся описанию.
