Голова казалась тяжелой, как камень, язык с трудом ворочался.
– И приказали убить Олли Нордстерна.
– Нордстерн – дурак.
– Нордстерн оказался достаточно умен, чтобы раскрыть вашу грязную игру по добыче клеток.
Дыхание позади на мгновение сбилось.
Не давай ему замолчать!
– Патрисия Эдуардо тоже узнала, что замышляет Цукерман?
– А вы, вижу, времени даром не теряли.
Комната кружилась…
– Вы весьма настойчивы, доктор Бреннан. Куда настойчивее, чем я предполагал.
Ствол уткнулся мне в шею.
– А ну-ка, обратно в постельку.
Еще один тычок.
– Вперед.
Только не назад в холодильник!
– Я сказал: вперед! – Лукас подтолкнул меня сзади.
Нет!
Умереть от пули или одному богу известно от чего в холодильнике? Развернувшись, я бросилась к двери.
Заперто!
Повернулась лицом к врагу.
В грудь мне была направлена «беретта».
Перед глазами поплыло.
– Ну, давайте же, доктор Лукас. Стреляйте.
– Бессмысленно.
Мы яростно смотрели друг на друга, словно звери, готовые сцепиться.
– Почему Цукерман? – спросила я.
Лукас разделился на четыре части, потом собрался воедино.
– Почему Цукерман?
Сказала я это или мне только показалось?
– Вы очень бледны, доктор Бреннан.
Я сморгнула каплю пота.
– Моя выдающаяся коллега составит вам компанию.
Я пыталась понять, что он имеет в виду.
– Почему? – спросила снова.
– Доктору Цукерман нельзя было доверять. Она была слаба и легко впадала в панику. В отличие от вас.
Почему Лукас меня еще не застрелил?
– Вы сами убивали своих жертв, доктор Лукас? Или просто обкрадывали трупы?
Лукас сглотнул: кадык подпрыгнул, словно ребенок на тарзанке.
– Мы собирались сделать весомый вклад в науку.
– Или убивать для черного рынка.
Губы Лукаса изогнулись в подобии улыбки.
– Вы даже лучше, чем я думал. Ладно. Мне нравится говорить в открытую. Давайте поболтаем о науке.
– Давайте.
Тяни время!
– Ваш президент загнал исследования стволовых клеток обратно в двенадцатый век.
– Он руководствовался научной этикой.
– Этикой? – рассмеялся Лукас.
– Для вас их аргументы не имеют значения?
Мысли путались. Думать становилось все тяжелее.
– Что для получения стволовых клеток требуется умерщвлять младенцев? Что исследователи стволовых клеток ничем не лучше Менгеле и его нацистских убийц? И вы называете эту чушь научной этикой?
Лукас махнул пистолетом в сторону висевших на стене правил техники безопасности.
– Бластоциста не больше точки над той буквой «i».
– Это жизнь. – Мой голос звучал, словно в тумане.
– Отбросы после лечения бесплодия. Отходы прерванных беременностей.
Беспокойство Лукаса росло. Похоже, все шло не так, как мне хотелось бы.
– Сотни тысяч страдают от болезни Паркинсона, диабета, повреждений спинного мозга. Мы могли бы им помочь.
– Этого и хотела Цукерман?
– Да.
– А вы – набить бумажник.
– Почему бы и нет? – В уголках его рта блеснула слюна. – Механические сердца. Фармацевтические средства. Патенты на ортопедическое оборудование. Умный врач может заработать миллионы.
– Убивая или просто похищая эмбрионы?
Разве я об этом уже не спрашивала вечность назад?
– Цукерман могла годами смешивать в своих блюдцах яйцеклетки со спермой. Мой способ быстрее, и он сработает.
Хотелось закрыть глаза.
– Все кончено, вы знаете, – сказала я.
– Все будет кончено, когда я сам об этом скажу.
Хотелось перестать слышать и заснуть.
– Смерть Цукерман будет раскрыта. Ее лаборатория арестована.
– Вы лжете. – Его нижнее веко дернулось.
– Сюда едут двое детективов. Я собиралась их встретить.
Лукас облизнул губы.
– Правда о Чупан-Я выходит на свет, – продолжала я, едва сознавая, что говорю. – Мы намерены рассказать в прессе обо всем, что случилось с теми несчастными.
У меня начали подкашиваться ноги.
– И шантажу придет конец. Участие Диаса в резне раскрыто. Он больше не будет вашим козлом отпущения.
Пальцы Лукаса сжались на рукояти пистолета.
– Хорхе Серано взят под стражу. Ему сделают предложение, от которого невозможно отказаться, и он вас выдаст.
Доктор иронически рассмеялся:
– В чем он меня обвинит? В похищении нескольких мертвых зародышей?
– В убийстве Патрисии Эдуардо.
Лукас смотрел на меня не мигая.
– Того скелета давно нет. И кому он принадлежал, навсегда останется под вопросом.
– Вы забыли об одном, доктор Лукас. О неродившемся ребенке Патрисии. Ребенке, которому вы так и не дали сделать первый вдох.
Вдали послышался звук сирены. Взгляд Лукаса метнулся вправо, затем вернулся ко мне.
Продолжай говорить!
– Я нашла кости ребенка в одежде его убитой матери. В этих костях есть ДНК.
Мой голос с каждой секундой звучал все тише.
– Эта ДНК совпадет с образцом, предоставленным матерью Патрисии. Ребенок дотянется до вас с того света, навсегда решив вашу судьбу.
Костяшки пальцев Лукаса побелели, взгляд черных глаз стал жестким – взгляд снайпера или загнанного в угол террориста. Взгляд человека, понявшего, что выхода нет.
– В таком случае я могу убить и вас. Какая разница – одним больше, одним меньше?
В глазах помутилось. Я лишилась дара речи, способности двигаться. Мне предстояло умереть в гватемальском морге.
И вдруг:
– Вынужден признать – вы опытны и изобретательны, доктор Бреннан. Считайте, что это самый счастливый год в вашей жизни.
Сквозь черный туман я увидела, как Лукас отвел пистолет от моей груди, вложил ствол в рот и нажал на спусковой крючок.
30
На первые полосы газет эта история так и не попала – ни в Гватемале, ни в Канаде.
