Клэр откинулась на спинку стула, глядя на меня как на совершенно незнакомого человека или даже на существо, особь. Она словно впервые меня увидела. Что же, наверное, отчасти так оно и было. По лицу Клэр особо ничего не прочтешь: напичканное химией, чувств оно почти не отражает. Наконец я заметила, как шевельнулась ее шея: Клэр судорожно сглотнула. Ну, теперь и мне можно расслабиться.
Старший из адвокатов собрался заговорить, но Клэр подняла руку: не надо, мол.
– Ну, тогда всего доброго, – сказала я и просто ушла, оставив стаканчик на столе.
За дверями конторы меня встретил теплый сентябрьский день. Воздух пропитал аромат осени, сладковатый, с нотами свежести. Я вдохнула его с чувством, что делаю первый вдох в жизни. Клэр Ричардсон пусть поступает, как хочет. Я тут бессильна. Проблемы буду решать по мере их появления. А они обязательно появятся, если не с Клэр, то другие, только заранее себя накручивать и изводить незачем. Сегодня чудесный день, и впустую я его не потрачу.
Раз уж я в Пэскагуле, почему бы не записаться в местное отделение Христианской молодежной ассоциации? У них есть крытый бассейн. Домой поеду через Мосс-Пойнт и загляну к Лоренсу. А что такого? К черту ноябрь! Ребенок в моем чреве не перестанет расти в угоду нам, документам и условностям. Ему прямо сейчас нужен хотя бы один родитель без проблем с законом.
Я попрошу Лоренса взять выходной, привезу к себе и приготовлю ему ланч. Мы включим нетбук, который откопала Мози, и подберем реабилитационную программу для Лизы. Серьезные признания отложим до поры, когда Лоренс наденет мне кольцо на безымянный палец. Тогда его не привлекут к ответственности и не заставят свидетельствовать против меня. После свадьбы я со спокойной душой доверю Лоренсу свои страшные тайны, и мы будем хранить их вместе. Это потом, а сегодня все куда проще. Сегодня я признаюсь лишь в том, что беременна.
Новость ошарашит Лоренса, возможно, испугает или покажется невероятной. Ничего страшного, мужчине осознать такое труднее, чем женщине. Я обниму Лоренса и помогу ему обнять меня. На смену шоку придет удивление, потом радость. Я увижу, как радость озаряет его лицо, отведу к тем, кого люблю больше всех на свете, и мы будем вместе.
Все остальное неважно. Я обниму своих родных и буду прижимать их к себе так долго и крепко, как получится. Я найду радость и в сегодняшнем дне, и в завтрашнем. Я найду ее и ни за что не упущу.
Глава двадцать первая
Лиза
Лиза невесома, но ее больше не сносит течением.
Бассейн Христианской молодежной организации бесплатный и сегодня кишмя кишит шумными детьми. Впрочем, у Лизы с Боссом есть любимое местечко, где они работают. И персонал бассейна, и завсегдатаи к ним уже привыкли. «А вот и девочки!» или «Давай, Лиза!» – говорят они и каждый раз освобождают дорожку. Они подбадривают Лизу.
– Теперь приседания, – говорит Босс. Она с инсультной стороны Лизы и крепко держит ее за надувной пояс.
– Сама приседай! – огрызается Лиза, и Босс тихонько хихикает – в восторге от того, как четко звучат слова.
– Ты не устала! – Когда они занимаются в бассейне, Босс только и делает, что бодро восклицает.
Но Лизу не проведешь: под блеском для губ и бравурным голосом Босс – непробиваемая, неумолимая. Она донимает бесконечными упражнениями в подогретой воде бассейна, бесконечными картинками, вопросами и ответами – до тех пор, пока Лизин мозг не начинает пульсировать, как уморенная медуза. Босс читает книги по реабилитационной терапии, смотрит ролики на «Ютубе» и готова пробовать любой вариант. Босс не успокаивается ни на минуту – ей нужен еще один шаг, еще одно слово, еще одно движение инсультными пальцами. Лизе хочется укусить ее, и она укусила бы, да вот только тактика Босса работает.
Лиза приседает, она так устала, что дрожит даже здоровое колено. Приседания глубокие, Лиза опускается к самому дну, и Мози, уже в полуприседе, торопится, чтобы не отстать от матери.
– Молодец! – восклицает Мози. – Ты просто молодец! Так держать! – Бравурных восклицаний и надежды у нее не меньше, чем у Босса, упрямства не меньше, чем у Лизы, а еще собственная искренность.
Несмотря на усталость и раздражение, Лиза чуть наклоняется, чтобы вдохнуть апельсиновую свежесть Мозиного шампуня. Девочка держится за здоровую Лизину руку. Она дюйма на четыре выше, поэтому, как птичка, сгибает длинные ноги и семенит рядом. Послеобеденные занятия она не пропускает никогда.
– Сама приседай! – чуть слышно повторяет Лиза, словно это ругательство. В голове крутятся и менее пристойные варианты того, чем следует заняться Боссу, но при Мози она их не озвучивает.
Завтра Мози уйдет в школу, и Лиза отработает эти непристойности на Боссе вместе с обычными словами вроде «суп», «бежит», «трава» и «круглый». Слова возвращаются медленно, сильно хромая, но возвращаются. Пар «предмет и действие» становится все больше, они обрастают эпитетами, склеиваются в предложения.
Заго подходит… с надеждой. Лиза шагает… с каждым днем все увереннее. Босс хочет… и заслуживает хорошего щипка.
Через несколько месяцев на смену зиме придет весна и Лоренс зальет воду в новый бассейн на заднем дворе. Весной можно будет заниматься дома, еще дольше и чаще, а пока они ежедневно ездят сюда. Когда Боссу будет не до упражнений, ее заменит Лоренс. Он станет держать Лизу за пояс, а Босс – выкрикивать команды с бортика. Она свесит ноги в воду и устроит округлившийся живот на коленях.
Все хорошо. Все идет очень хорошо. Тем не менее Лиза не забыла, что спасла ее не любовь.
Лиза не сбрасывает со счетов любовь – она ей даже благодарна. Любовь спасала Мози уже тысячу раз и каждый день помогает Боссу спасать ее вновь и вновь. Любовь спасает и Босса, хотя они с Лоренсом до сих пор тратят время на то, что Лоренс называет «договариваться», а Босс «христонавязывать», – обсуждают, надо ли вообще, а если надо, то как и когда приобщать к церкви того мальчишку, который зреет в Боссе.
Лиза все понимает, но как бы со стороны. Ее стихией любовь не была никогда. А Босс и Мози источают любовь каждой порой. Любви в них столько, что хватает и Лизе, и Лоренсу, и еще не рожденному мальчику, и Патти Утинг, которая то и дело заглядывает к ним вместе с Роджером. Любовь переполняет тесный Боссов домик, поэтому Лоренс перестраивает гараж в дополнительную комнату с ванной. Любви хватает даже Заго, который теперь воспринимает ее как должное. С каждым днем милостью Господа, дарованной хорошим собакам, Заго все меньше помнит свою прежнюю жизнь.
А вот Лиза помнит другую жизнь. Любовь спасла ее родных и близких, наполнила их до краев, ослепила. Они не видят правду, которую Лиза усвоила в Алабаме, где в ветхом розовом бунгало сидит Джа-нелль и, каждый день понемногу умирая, ждет от Лизы очередной фотографии Мози.
Люди гибнут – вот что усвоила Лиза. Они выпадают из мира, уходят на дно, тонут. Порой никакая любовь, ничто не спасает.
Только она жива, черт подери, жива! Тринадцатый наркононовский значок уже воткнут в дуб, на котором у Мози «скворечник», вот-вот появится четырнадцатый. Лиза заработает еще и еще, чтобы воткнуть в дуб ради Энн – так она наконец назвала свою покойную дочку. Безымянная для всех остальных, Энн незаметно делает то, что положено старшей сестре, – приглядывает за Мози. Босс надеется, что когда-нибудь ее бедная внучка перестанет быть невидимкой и они устроят ей настоящие похороны. Но Лизе хватит тех, первых, слишком хорошо она их помнит. Лизе нравится думать, что Энн, словно маленький часовой, охраняет Мози, но для этого имя покойной дочери нужно держать в секрете. Чистенькая и ухоженная, Энн живет на небесах, где все белое, залитое теплым золотым светом.
