об металл, превращают ткань в решето.
— Чёрт, нет! — ругается Нэш. Я замечаю его, бегущего в лагерь и стреляющего на ходу. Теперь, когда у нас появилось подкрепление, я рискую выглянуть из укрытия и выстрелить в силовика. Тот падает замертво. Нэш расправляется со вторым и третьим. Я попадаю в четвёртого. И только когда Нэш подбегает ко мне со словами: «Чувак, у тебя кровь», — я замечаю, что меня тоже подстрелили.
Рана неглубокая, но кровь течёт по бедру.
Нэш открывает огонь по вертолёту. Пули рикошетят, а сам вертолёт всё ещё парит над нами. Конечно же, Стил спрятался за пуленепробиваемым стеклом. Но Нэш не унимается, продолжая стрелять до тех пор, пока вертолёт не скрывается за холмом.
Я тяжело дышу, боль в ноге таки даёт о себе знать.
— Где, чёрт побери, ты был? — спрашиваю Нэша.
— Прости, дружище. Ушёл погулять. Был у каньона, когда услышал шум лопастей.
Хлопаю его по спине.
— Ты не представляешь, как я рад, что ты это сделал.
— Я тоже, — присоединяется Чез, вылезая из-за алюминиевого корыта. Я даже не заметил, как он там спрятался. Теперь понятно, почему силовики так упорно стреляли в ту сторону.
— Зейн, — произношу я. — Где Зейн?
— Я здесь, — отзывается он и поднимается на ноги, стряхивая грязь со штанов. — Как только они начали стрельбу, я лёг на землю. Они, видимо, решили, что застрелили меня. — Он замолкает на секунду, а затем добавляет: — Сиенна в порядке?
Сиенна. Чёрт. Забыл проверить, что с ней.
Нахожу её ровно там, где и оставил, за складом. Она свернулась клубочком, обхватив руками ноги и прижавшись головой к коленям. Услышав меня, она поднимает бледное заплаканное лицо. Моё сердце сжимается.
— Все целы? — устало спрашивает она. И тут замечает моё бедро. — Трей, у тебя кровь. В тебя попали?
Опускаюсь на колени рядом с ней, несмотря на резкую боль от раны.
— Я в порядке. Все остальные тоже.
— Но твоя нога…
— Заживёт.
Она кивает и снова прячет лицо.
Поднимаю её на руки, её макушка оказывается под моим подбородком, и несу обратно к грузовику. Ей лучше не видеть этого. Ничего из этого. Самое меньшее, что я могу для неё сделать, так это унести подальше.
Когда я усаживаю её на переднее сиденье, она хватает меня за руку и отказывается отпускать. Я обхватываю ладонями её лицо и наклоняюсь, чтобы поцеловать в щёку.
— Я скоро вернусь. Нужно закончить пару дел.
— Пожалуйста… не бросай… меня… — всхлипывает она. Её глаза опухли, лицо мокрое от слёз.
Я уже собираюсь забраться внутрь и сесть рядом с ней, потому что я не могу оставить её, когда она нуждается во мне, но тут за моей спиной раздаётся голос:
— Я останусь с ней.
Разворачиваюсь и вижу Зейна. Его плечи поникли, глаза покраснели. Видимо, его запоздало накрыло осознание того, что здесь произошло. Кивнув, меняюсь с ним местами. Сиенна вцепляется в него и утыкается носом в его шею, а он заключает её в объятья. Теперь, зная, что она в надёжных руках, я ковыляю обратно в лагерь.
Нэш и Чез обходят тела. Внезапно Чез останавливается и сгибается пополам, опорожняя желудок, перед тем как возобновить поиски. Он ищет родителей, а Нэш… просто смотрит.
Я направляюсь к медицинской палатке, понимая, что кровотечение надо остановить и проверить, не застряло ли в ране кусочков пули. Медицинская палатка тоже сметена, предметы первой помощи раскиданы по земле. Я нахожу рулон не слишком грязной марли и бутылку алкоголя — не знаю, предназначалась ли она для внутреннего или наружного применения, да и без разницы уже, если честно.
Найти иголку и нить чуточку труднее, но я роюсь среди обломков и обнаруживаю перевёрнутый и почерневший от огня ящик, в котором лежат нитки и пара иголок.
Сажусь на бревно, снимаю штаны и осматриваю рану. Слава богу, пуля прошла по касательной, едва задев бедро.
Алкоголь обжигает, когда я выливаю его на рану. Жидкость смывает кровь. Минуту спустя худо-бедно начинаю зашивать порез. Никогда ещё мне не приходилось протыкать иголкой собственную кожу, поэтому, почувствовав головокружение, останавливаюсь и пытаюсь отдышаться. Закончив, обматываю бедро марлей, чтобы в рану не попала инфекция. Будет болеть ещё какое-то время, но уж это я вытерплю.
Поднимаюсь на ноги и снова застёгиваю штаны. Окидываю взглядом лагерь, разрушенный бомбами. Мне нужна правда. Скольких мы реально потеряли? Скольких этот ублюдок убил без капли жалости? Тел на земле явно меньше общей массы поселенцев лагеря «Зенит». Может, некоторые успели спастись?
Я расхаживаю между обугленными телами, пытаясь их опознать, но в какой-то момент это становится невыносимо. Я не могу определить, кто погиб, а кто ещё может быть жив. Закрыв глаза, даю клятву самому себе, что Стил и мадам Нейман заплатят за это.
На мою спину ложится рука. Я открываю глаза и вижу Нэша, поддерживающего меня. Я даже не замечал, что еле стою на ногах, пока он меня не подхватил.
— Спасибо, дружище, — говорю я. — Просто… спасибо.
Нэш кивает. Слёзы текут по его щекам. За всё время, что мы с ним знакомы, я ни разу не видел его плачущим. Даже когда его родители умерли.
Держась друг за друга, мы подходим к железному ящику рядом с обугленной деревянной постройкой, где мы хранили запасы продовольствия. Я достаю лопаты и молча протягиваю одну Нэшу.
Следующие два часа мы копаем. Мы копаем и копаем, пока наши спины не начинают болеть, а руки — кровоточить. Наша одежда насквозь пропитана потом. Мы прерываемся, только чтобы накачать питьевой воды из колодца, который, на наше счастье, не пострадал. Мы вырываем одну большую братскую могилу, потому что выкапывать каждому отдельную выше наших сил.
Сложив последнее тело в гигантскую яму, мы заполняем её песком. К тому времени, когда мы заканчиваем, солнце уже близится к горизонту.
45
ЗЕЙН
Сиенна всё плачет и плачет. Так и засыпает в слезах у меня на руках. Я
