на Лондэна, который стоял в дверях церкви и пытался объяснить своей тете Этель, что тут произошло.
– Я должна поговорить с ним.
Но я уже обращалась в пустоту. Миссис Накидзима и адвокат исчезли. Вернулись в Торнфильд – рассказать Джейн и Эдварду, что дело сделано.
Когда я подошла, Лондэн сидел на ступенях церкви, вынув из петлички свою гвоздику и рассеянно нюхая лепестки.
– Привет, Лондэн.
Он поднял взгляд и моргнул.
– А, – сказал он. – Четверг. Я должен был догадаться.
– Могу я посидеть с тобой?
– Пожалуйста.
Я пристроилась рядом с ним на теплые ступени из белого известняка. Он смотрел в пространство перед собой.
– Это твоих рук дело? – спросил он наконец.
– Нет, – ответила я. – Признаюсь, я ехала сюда расстроить свадьбу, но у меня духу не хватило.
Он посмотрел на меня.
– Почему?
– Почему? Ну, потому… наверное, потому что я думала, что стану лучшей миссис Парк-Лейн, чем твоя Маргариточка.
– Это я знаю! – воскликнул Лондэн. – И всем сердцем согласен! Я не понял, почему тебе не хватило духу. В конце концов, ты охотишься за матерыми преступниками, встреваешь в самые опасные операции ТИПА, радостно нарушаешь устав, чтобы спасти товарищей под страшным артиллерийским огнем, но…
– Теперь поняла. Не знаю. Может, вопросы жизни и смерти решать проще, они такие резко черно-белые, что выбирать легко. Я справляюсь с этим, потому что это просто. А вот с людскими чувствами… там же столько оттенков серого! В полутонах я не очень-то разбираюсь.
– В полутонах я прожил последние десять лет, Четверг.
– Знаю и сожалею. Мне очень тяжело было примирить чувства к тебе с твоим… предательством Антона. Это как перетягивание каната, а я – такой маленький носовой платочек, привязанный к веревке посередине: ни туда, ни сюда.
– Я тоже любил его, Четверг. Он был для меня братом, насколько это возможно. Но я не мог вечно тянуть за свой конец каната.
– В Крыму я кое-что потеряла, – прошептала я. – Но, похоже, снова нашла. Может, снова попытаться все это возродить?
– В последнюю минуту, не так ли? – ухмыльнулся он.
– Нет, – ответила я. – Уже три секунды как.
Он нежно поцеловал меня в губы. Мне стало тепло и уютно – так возвращаешься домой, к горящему очагу после долгой дороги под дождем. К глазам подступили слезы, и я, всхлипывая, уткнулась Лондэну в воротник. Он крепко обнял меня.
– Извините, – сказал священник, который болтался поблизости. – Прошу прощения, что мешаю, но в три тридцать будет еще одна свадьба.
Мы заизвинялись и встали. Гости все еще ждали какого-нибудь решения. Почти все они знали про нас с Лондэном, и мало кто, если вообще таковые были, считал Маргариточку лучшей парой для него, чем я.
– Ну, ты согласна? – прошептал мне на ухо Лондэн.
– Что – согласна? – спросила я, подавив хихиканье.
– Дурочка! Выйти за меня замуж!
– Хмм, – ответила я, а сердце у меня колотилось, словно била крымская артиллерия. – Мне надо подумать!
Лондэн вопросительно поднял бровь.
– Да, да, да! Согласна, всем сердцем!
– Наконец-то! – вздохнул Лондэн. – Сколько же мне пришлось вытерпеть, чтобы добыть любимую женщину…
Мы снова поцеловались, но на сей раз поцелуй затянулся надолго – священнику, который не отрываясь смотрел на часы, пришлось похлопать Лондэна по плечу.
– Спасибо за репетицию, – сказал Лондэн, горячо пожимая ему руку. – Мы вернемся через месяц, чтобы повторить все по-настоящему!
Священник пожал плечами. Это была самая нелепая свадьба за всю его карьеру.
– Друзья, – объявил оставшимся гостям Лондэн, – я рад сообщить о моей помолвке с этим прелестным офицером ТИПА-Сети по имени Четверг Нонетот. Как вы знаете, в прошлом у нас с ней были разногласия, но теперь все они разрешены. Около моего дома стоит палатка, набитая едой и выпивкой, и, насколько я знаю, Холройд Уилсон собирается играть с шести и до упору. Было бы просто преступлением все это пробакланить, потому я предлагаю просто сменить повод!
Гости восторженно заорали и побежали ловить попутный транспорт. Мы с Лондэном сели в мою машину, но поехали долгим кружным путем. Нам много о чем надо было поговорить. Ничего, немного повеселятся без нас.
Веселились мы аж до четырех утра. Я перебрала и поехала в гостиницу на такси. Лондэн умолял меня остаться, но я в приступе кокетства отказалась: мол, до свадьбы подождешь. Я смутно помню, как добралась до своей комнаты, – и все. До того, как в девять утра зазвонил телефон, я была в полной отключке, а после того выяснилось, что я лежу полуодетой, Пиквик смотрит телевизор и голова у меня раскалывается на кусочки.
Звонил Виктор, и настроение у него, судя по голосу, было не слишком радужным, но он всегда вел себя подчеркнуто вежливо. Он спросил, как я себя чувствую.
Я посмотрела на часы. В голове словно молотком стучали.
– Бывало и лучше. Как на работе?
– Не блестяще, – сдержанно ответил Виктор. – Корпорация «Голиаф» требует тебя по поводу Джека Дэррмо, а Федерация Бронте бегает по потолку из-за разрушений в тексте романа. Что, абсолютно необходимо было сжигать Торнфильд дотла?
– Это Аид…
– А Рочестер? Слепой, с покалеченной рукой! Это, надеюсь, тоже Аид?
– Вообще-то да.
– В этом весь сыр-бор, Четверг. Лучше приезжай сама и объяснись с ребятами из Федерации Бронте. Мне на голову свалился их Особый исполнительный комитет, и они явно не собираются вручать тебе медаль.
В дверь постучали. Я сказала Виктору, что сейчас приеду, и, пошатываясь, побрела на стук.
– Кто там? – спросила я.
– Прислуга! – послышалось из-за двери. – Мистер Парк-Лейн позвонил и заказал для вас кофе.
– Подождите! – воскликнула я и попыталась загнать Пиквика в ванную: в отеле насчет домашних животных правила строгие.
А Пиквик, совершенно мирное животное, вдруг озверел. Будь у него крылья, он сердито захлопал бы ими.
– Кончай… бузить… нет… времени! – пыхтела я, запихивая упрямую птицу в ванную и закрывая защелку.
Я немного подержалась за голову – не помогло, мучительная боль никуда не делась, – завернулась в халат и открыла дверь. Зря я это сделала. Слуга там был, но не один, а в компании. Как только я распахнула дверь, два здоровяка в темных костюмах ворвались в комнату и приперли меня к стенке. Один приставил пистолет к моей голове.
– Если вам хочется выпить со мной кофе, закажите себе еще пару чашек, – простонала я.
– Очень смешно, – сказал человек в ливрее гостиничного слуги.
– «Голиаф»?
– Он самый. – Он взвел курок. – Игры кончились, Нонетот. Дэррмо – важный человек, и нам надо узнать, где он. От этого зависит безопасность нации и исход Крымской войны. Жизнь какого-то паршивого офицеришки – пшик по сравнению с
