Серые ангелы уходили в чрево подземелья в полночь. Солнечный круг из двенадцати рыцарей разбился на четыре группы, по три бойца в каждой. Это были новички, призванные уже после пожара в Камелоте. В главной группе проводником шел Кобальт, за ним — Отшельник. Он нес чашу в руках, не решаясь спрятать ее в рюкзак за спиной. Он лишь обвязал ее и закрепил на груди, на случай падения. Замыкающим должен был идти Алексей. Но все получилось наоборот. Алексей проверял коридоры: искал мины-растяжки и объективы камер слежения, чутко вслушивался в тишину, чтобы вовремя отсечь постороннее передвижение в подземелье.
Перед заброской Отшельник напутствовал воинов:
«Чаша Мира — воинская реликвия. В эту ночь она вернется туда, откуда она была изъята. Ее престол — подземелье, потому что еще не пришло время подняться к небесам и свету. Излучение талисмана столетиями армировало защитное поле города. После изъятия чаши прошло двадцать пять лет — крайний срок. Если не вернуть талисман на место, последует удар, взрыв, сдвиг платформы и Москва провалится в гигантскую карстовую воронку, как это случилось с Китежем. Защитное поле чаши охватит не только столицу, но и священные города России. Золотое кольцо засияет, как витязи в сверкающих латах. Тверь — могучая Твердь. Тула — Кузница чудо-оружия, боевой тыл. Смоленск — Слово Молитвы, Кострома — Северная Богиня-Матерь, Ярославль — Братская Любовь, Великий Новгород Славянский — Ключ северных путей, и Вологда — Воля Господня, и множество больших и малых градов замкнутся единой цепью Силы. Свет реликвии очистит и озарит Россию. После нашей победы мы построим храм из прозрачных кристаллов и водрузим чашу на высоком алтаре.
Эта чаша — наследие прошлого мира. Погибшая цивилизация обладала недостижимым волшебством и знанием Природы. Она оставила нам свои реликвии, магические алфавиты, загадочные изображения и стелы. Заветы нашего рода — наши питающие корни. По одному из этих заветов, всякое совершенное человеком, здесь на земле, вершится и на небесах: полях незримой битвы…
В подземных катакомбах под Москвой, в бункерах, в исторических руинах ворочается древний змей: Зверь Бездны. Зверю Бездны одинаково ненавистны и русские, и чеченцы. Он собрал их здесь, чтобы стравить, выждать их гибель и напиться теплой крови из чаши их страданий. Он уже давно царит над покатым, как Голгофа, лбом Кремля. Его мертвящее дыхание разносится в эфире, его жало мелькает в столбцах лживых газет, на потребу его похоти волокут из дальних глубин и весей синеоких русских полонянок, и он уже давно вывел в своей кровавой хартии, кому жить, а кому покорно сойти в могилу под усыпляющий дождь.
Грааль выбьет Зверя и сбросит его в колодец без дна, туда, где тысячелетиями удерживал его, не давая выпростать гнойные когти и осклизлый череп.
Слава России! В наших руках чаша Ее судьбы!»
Отшельник умолк. Но каждый из двенадцати воинов Света знал, о чем он молчит. О том, что в подземельях Кремля, под носом спецслужб, скрывается база боевиков, доносили разведчики, изучавшие подходы к Манежной. Им предстоит долгий кровавый бой, в котором не будет живых победителей.
Алексей был готов к броску, собран, как совершенная машина для убийства, но он больше не находил в себе полыхающей ярости, лишь сожаление и тяжелую печаль.
Красный кирпич исторических подземелий был влажным на ощупь, словно пропитан кровью. Гул шагов обгонял идущих. Больше часа рыцари пробирались в обход, вдоль тоннелей с правительственными коммуникациями, среди белых асбестовых труб теплоцентралей и свитых в жгуты проводов в экранирующих обмотках, мимо жгучих заклятий, написанных кровью на стенах и кем-то поставленных оберегов. Оружейный склад был уже рядом: на стене виднелся едва приметный опознавательный знак, начертанный Кобальтом. Здесь разведчики нашли тайный шурф, ведущий к Царской либерее. Им предстояло разобрать шурф, спуститься в либерею, оставить там чашу, а после снова замуровать все подходы к сокровищнице.
— Тише! — прошептал Алексей.
Группа замерла, вжавшись в стены. По торцевой стене, там, где коридор изгибался под прямым углом, скользнул фиолетовый луч.
— Запалились, — одними губами вывел Кобальт. — Ловушка!
— Уходим! — скомандовал Алексей.
Фонарик помигал и потух, но в подземной норе шло настороженное, сосредоточенное движение. Зверь Бездны проснулся и теперь разворачивал свое тулово навстречу горстке смельчаков, заползших в его владения. В подземных коридорах короткими перебежками продвигались боевики.
Уходили через боковые коридоры — шхеры. Через несколько быстрых перегонов по кирпичным рукавам Алексей сказал Кобальту:
— Свяжись с нашими… Что у них?
Кобальт включил рацию:
— Бой, бой у них, в Манеже, на всех этажах!
За поворотом мелькнул тусклый плавающий зрачок коногона.
— Мы псковкие, мы пробьемся, — раздался знакомый тенорок. Размалеванный под «коммандос» Петёк потрясал трофеем — новым, блестящим от смазки «калашом».
— Петёк! Все комиссаришь, мурло окаянное?
— А куда деваться? Первая группа в катакомбах напоролась на боевиков, вторая подоспела и выдавила их в Манеж, теперь на всех этажах отстреливаются. Вы идите в обход, а мы вас прикроем!
— Прикроете, когда будет чего прикрыть. А пока идем одной группой.
Отдавая приказания, отслеживая подземелье, Алексей и разумом и чувствами был далек от пылающих этажей, подвалов и смрадных сливных колодцев. Его душа одиноко парила над городом, раскинув крылья и поймав встречный ветер, она взмывала выше и видела дальше. В ночной синеве, в предутренних туманах талыми свечками вздрагивали города и деревеньки, светились озера. Где-то там, в сердце лесов, его любили и ждали.
Он знал, что проживает свой последний час, что он не волен отвратить смертный удар. Он — лишь звено кольчуги.
Звенья этой кольчуги незримы, как слова молитвы, и каждое звено крепится с другими четырьмя особым секретом: сверху вниз так, как роднится человек со своими пращурами и потомками в единой цепи времени. Слева направо, по горизонтали, соединяется он с друзьями и близкими в яви земной. И нет прочнее и крепче уз, чем звенья этого креста.
В подземной сауне на самшитовой лежанке млел Беслан. Пышногрудые гурии вились над ним в облаках приторных благовоний. Прикрыв воспаленные глаза, он впитывал прикосновения легких, влажных, точно смазанных маслом тел. Немногие из воинов Ислама познали это блаженство уже при жизни. Большинство увидят рай только за дверью глиняного склепа-мазара, спецморга, за порогом затерянной могилы или на дне фугасной воронки.
«Вы раскололи камень в сердце Москвы», — он вспомнил язвительную усмешку на румяных губах и презрение, с которым эта девчонка смотрела в его глаза, глаза господина… Да он сумел построить огромный маховик, совершенный механизм высасывания денег из воздуха, и каждый поворот колеса осыпал его золотым дождем. Когда он думал об этом колесе, смазанном кровью, он ликовал от безнаказанности и презрения.
