еще нахожусь внутри нее, мои руки обхватывают ее миниатюрную фигуру, а мое тело прижимает ее к стене.
Медленно я опускаю ее на пол и выхожу из нее, когда она неуверенно встает на ноги. Обхватив ее челюсть, я прижимаюсь лбом к ее лбу и провожу подушечкой большого пальца по ее набухшей от поцелуев нижней губе.
Сильвия удовлетворенно напевает, и этот звук вызывает во мне приятные чувства. Я не могу поверить, что она простила меня. Сегодня я открыл ей свой самый страшный секрет, и все равно она хочет быть со мной. И внезапное осознание поражает меня с поразительной силой. Я не влюбляюсь в Сильвию.
Я уже давно люблю ее.
Где-то по пути я отдал ей свое сердце, даже не подозревая об этом. И я знаю с полной уверенностью, что никогда больше не сделаю ничего, что могло бы причинить ей боль.
Прижимая ее к своей груди, я целую ее в лоб, наслаждаясь ощущением ее теплого, мягкого тела на своем. Затем я вздыхаю.
— Что? — Пробормотала Сильвия, ее руки сжали мою талию.
— Ничего. Просто… Я думаю, что войти в тебя — это самое лучшее чувство в мире. Но нам нужно быть осторожнее.
Сильвия слегка напрягается, и я задаюсь вопросом, не думала ли она об этом раньше. Возможно, она даже не понимает, что именно я имею в виду.
— Как минимум, я должен пользоваться презервативом. У меня и так все плохо. Будет ужасно, если ты забеременеешь прямо сейчас. Просто сложно оторваться от тебя, понимаешь? Но я исправлюсь, — обещаю я.
Сильвия ничего не говорит. Вместо этого она зарывается лицом в мою грудь, прижимаясь ко мне еще ближе, и от этого жеста по моему телу разливается теплое, сильное покалывание счастья. Крепко обняв ее, я прижимаюсь губами к ее макушке и глубоко вдыхаю.
Возможно, это лучший момент в моей жизни.
33
СИЛЬВИЯ
Сидя перед зеркалом своего туалетного столика, я делаю глубокий, спокойный вдох.
Я не могла этого сделать. Я не могла рассказать Петру о ребенке.
Он все же сказал, как ужасно будет, если я забеременею от него сейчас — сразу после того, как он излил мне свое сердце и рассказал о том, в чем ему было больно, признаться. Я видела, как с него спала тяжесть, когда он все это рассказал. И осознание того, сколько вины он несет за содеянное, подействовало на меня почти так же сильно, как и его попытка загладить вину.
То, как он стоял передо мной на коленях в мольбе, отдавая нашу судьбу в мои руки — пожалуй, это самая романтичная вещь, которую я когда-либо видела, хотя у меня три брата, опьяненных любовью, которые полностью поглощены своими женщинами и имеют в своем распоряжении бездонный карман.
Как я могла не простить его после этого? А потом, когда я его простила, у нас был, я уверена, лучший секс в моей жизни. Не то чтобы мне было с чем сравнивать. Но когда Петр прижал меня к стене своей спальни, я испытала такой мощный оргазм, что на мгновение увидела мир в техническом цвете.
Пытаясь держать нервы под контролем, я в сотый раз провожу щеткой по волосам, выбивая из них несуществующие путаницы. Прошла еще неделя, в течение которой я терпела бремя своей тайны. Потому что я не могла заставить себя сказать ему об этом на нашем свидании на прошлой неделе, и уж точно не собиралась бросать бомбу Петру на занятиях.
И вот, наконец, снова наступили выходные. Время для нашего свидания. И на этот раз я скажу ему. Я должна.
Я тщательно продумываю свой внешний вид, добавляя немного подводки и помады к своей обычной туши — отчасти потому, что надеюсь выглядеть сегодня ближе к неотразимой, а отчасти для того, чтобы было чем занять руки в ожидании.
Взглянув на часы, я снова проверяю время. Десять минут шестого, а звонка в дверь все нет. Петр опаздывает, и в моей груди закрадывается сомнение. Он придет, успокаиваю я себя. Наверное, просто застрял в пробке.
Сохранение решимости рассказать Петру отнимает огромное количество энергии, и с каждой минутой поддерживать эту убежденность становится все труднее. Ведь я могу придумать сотню причин, по которым мне захочется отложить это на потом.
Нет, я должна ему сказать. Моя проблема не разрешится сама собой. И он имеет право знать. Я просто очень, очень не хочу, чтобы он злился.
В шесть пятнадцать я выхожу из спальни и спускаюсь по лестнице, чтобы застать Альфи в фойе. Он одет в свой типичный строгий темный итальянский костюм и отглаженную белую рубашку.
— Он подъезжает? — Спрашиваю я нашего верного дворецкого.
Он качает головой, переводит взгляд на входную дверь и смотрит в окно.
Петр никогда раньше так не опаздывал. И хотя я знаю, что у него бывают дела, я не могу остановить тонущее чувство в животе. Что, если он снова отстраняется? Я уже почти привыкла полагаться на него. Как только между нами все налаживается, когда я наконец-то думаю, что мы преодолели все это и стали близки, он отстраняется.
Как будто близость — это то, что его отталкивает.
Мое сердце ноет от мысли, что это правда. Может, мне не повезло, влюбиться в человека, который никогда не сможет чувствовать себя в безопасности рядом со мной? Я не знаю, смогу ли я всю жизнь просыпаться и гадать, будет ли он меня продолжать хотеть. Петр мне небезразличен. Глубоко. Но я не уверена, что моя уверенность в себе выдержит такую нагрузку. Не говоря уже о моем эго.
— Думаю, я пойду поработаю над своим финальным проектом, пока жду. — Говорю я Альфи. — Придешь за мной, если я не услышу дверной звонок?
— Да, мисс, — соглашается он своим четким, формальным тоном, выпрямляясь передо мной. Но я вижу сочувствие в его глазах. Боже, неужели я настолько жалкая, что даже Алфи может прочитать мое разочарование из-за того, что меня бросил мужчина, с которым я договаривалась о браке, не меньше?
Мне нужно взять себя в руки.
Добравшись до своей комнаты, я закрываю за собой дверь с тихим щелчком. Затем достаю из сумочки телефон. Я несколько раз касаюсь потемневшего экрана, раздумывая, стоит ли подождать еще несколько минут. Но от Петра по-прежнему нет вестей. Никаких сообщений о том, что он задержится. Ничего. И это необычно, даже в те времена, когда он был замкнут
