есть, то даже начинающий уже имеет шансы её поразить. Поэтому в любом пути первична цель…
Это не наставник лука, это наставник философии. Но с крыши лазарета, крайне неудобной позиции для прицельной стрельбы, каждый его выстрел достигал цели, а всё почему?
– Цель можно видеть, можно не видеть, она может быть готова к попаданию или закрыта. Стань целью, почувствуй её. Любая цель жаждет быть поражённой. Когда ты будешь готов, цель будет готова.
Вжух – вылетает стрела и через три секунды влетает в только что появившийся зазор в сплошной стене щитов.
– Понял, мой ярин... ученик?
– У вас талант, уважаемый И Ода?
– Талант, как компас, указывает путь, но ногами двигать нужно самому.
Тюк – и стрела, случайно сбившаяся с курса и по случайности долетевшая до крыши лазарета, то есть до нас, падает, сбитая наставником копья. А ведь мог просто пропустить, всё равно летела мимо.
– Приступим, мой ярин-ученик... к тренировке.
М-да... стреляем.
– Ошибки, мой ярин-ученик!
– Рано отпустил?
– Перед тобой множество целей, но нужно выбрать одну. Стрелять в скопление целей в надежде попасть – путь в никуда.
Стреляем.
– Какие ошибки?
– Э… рано отпустил?
– Твоё положение не соответствует твоей цели.
– Рано отпустил?
– Хм... да, мой ярин... рано!
Что можно сказать? В конце длинного дня любой путь расширяет мир. Слова не мои – наставника копья. Что ещё? Мушкетёры, чья позиция была в метрах десяти от нас, жадно прислушивались к моему обучению и, судя по довольным лицам, что-то поняли.
А я? Я увидел поле боя чуть по-другому. Всё так же, но чуть по-другому, точнее, не так... причём совсем не так. Но моя цель пока закрыта, потому что я не готов её поразить.
– Наши потери, – докладывал Я Нод. – Пятнадцать лучников – противник выставил в три раза больше стрелков. Плюс три тяжёлых, восстановление от трёх дней. Потери противника – около трёх сотен, стали осторожнее, активнее применяют защитные сооружения. Потери от ночного подвига неизвестны, но была уничтожена одна башня, по прикидкам метрах в пятидесяти стояла... Противник лагерь переставлять не стал. В укреплениях, что они построили за два дня, сейчас от двух до трёх сотен воинов, лучники и ближники. Дороги и пандус готовы на... практически. Завтра в полдень может начаться основная фаза – штурм.
– Мой ярин, – меня расталкивал посыльный… Март, – штурм!
Я проснулся моментально... Июнь?
– Июль? Март?.. Ты чего не спишь?
– Штурм, мой ярин.
– А...
Я рванул отбивать штурм. Штурм, который не штурм. Враг под покровом ночи решил доделать дороги и пандус, чтобы, значит, с утреца…
– Поднимай ополчение, Я Нод, только тихо, у них квадраты пристреляны... Дежурную и свободную смену стрелков.
– Понял.
Всё максимально тихо, точно тише, чем шелест лопат. Я Нод поднял руку, командир десятков поднял руку, сигнализируя о готовности. Рука опустилась – и слитный залп сотни луков, крики. Второй залп... крики. Третий... отступление.
– Убито до сотни, ночные работы прекращены.
– А давай-ка сюда мушкетёров, раз уж разбудили, – сказал я. – Цель – вражеская башня.
– Не горит, мой ярин, днём поджигали.
– Ну да, они свежую древесину использовали, очаги тушили, сейчас потихоньку влагу испарить, дерево просушить, башню сжечь.
Не одним нам не спалось. Подожжённая башня была потушена, намочена…
– Не получилось, мой ярин.
– Зато вы втроём вон трём сотням спать не дали, да и колесо точно повредили, так что молодцы. Будет вам плащ мушкетёров... алый с драконом после победы... Сейчас спать.
– Да уже и не уснуть теперь. Мы через часик… ещё одно колесо сожжём.
– Спать!
Ночные работы прекратили, утреннее наступление отодвинули, но сколько верёвочке ни виться, а ещё две башни и три катапульты встали на позиции к полудню!
Две армии застыли в ожидании приказа.
Я на крыше лазарета в беседке. За моей спиной в полном составе и боевой готовности – оркестр.
– Селена! Воодушевление! Оркестр! Самое грозное и громкое!
И грянул бой. Взметнулась ракета... шар, который упал на ближайшую башню. Огненный шар стёк по мокрым шкурам, прожигая. Довольные, но истощённые мушкетёры осели... Вот блин…
Все закружилось, воздух потемнел от стрел, магики у врага тоже оказались. Огненные шары полетели, сжигая навес, плавя камни и стены. Башни двинулись вперёд.
Бум – ударяет таран в ворота.
– По местам! – орёт Ка Тан, когда оркестр отыграл.
Пустота исчезает, людское море, море стрел, море грохота.
Бум – бьёт таран в ворота.
Управление боем... отсутствует. Только заранее согласованные действия, только план.
Бум – таран... Бум, бум, бум – прилетают камни катапульт. Один сносит уже порядком повреждённый навес вместе с лучниками.
Ополчение... третьей волны? Гасит пожар, восстанавливает, ремонтирует навесы... гибнет…
Я «срываю все печати» и запускаю поток на полную, прижимаюсь к камням пола... не устоял. Посыльный бежит меня поднимать.
– В укрытие, – хриплю я, – сам встану.
Но нет, не поднимать. Март укрывает меня щитом, с него ростом и весом. Каждая прилетевшая стрела делает его тяжелее. Вдавливая щит в парня, парня в меня, меня в камни... камни. Камни гудят от потока. Возможно, где-то на краю сознания я чувствую всю нашу крепость, всю скалу, до самого основания... до центра земли…
– Договор, – шепчу я.
– Взаймы, – шепчет поток. – Договор…
Поток меняет меня, распирает. Уже не давит к камням, поднимает... Март! Мой поседевший Март... смотрит поседевшим взглядом и поднимается на ноги, упираясь в край щита.
Все давно поменялось. Башни уже у стен, перекинули мостки на нашу стену и сбросили пологие пандусы для подъёма на башню. Три башни – дорога для врага. Одна горит… Мои мушкетёры... огнемёты. Огнестрелы летят сплошным потоком, струёй огня, сжигая врага, высушивая магиков, моих магиков.
Бум – бьёт таран.
Селена, прикусив губу до крови и бросив лук, перевязывает раненых, от лучников ополчения половины нет. Радует то, что, раз Селена ими занимается, значит живы.
