меняя позы:
– Вчера, в парке Баттерси.
– Я прогуливался, а он сидел на скамейке, грелся на солнышке.
И снова Фанни откликнулась, как эхо:
– Грелся на солнышке.
Когда это Джоб грелся на солнышке? Когда у него выдавалась минута, чтобы расслабляться в парке на скамейке? Когда у него вообще возникало такое желание? Немыслимо. Стихией Джоба всегда была контора; если он где и сидел, точнее – заседал, так только на собраниях правления и советах директоров. Чтобы Джобу – при его занятости в тысяче начинаний разом, при его энергичности и неуемности успешного дельца – вдруг взбрело просто посидеть на солнышке? Со всей убежденностью Фанни заявила, что такого за Джобом не припомнит.
Джордж не стал спорить.
– В это действительно не верится. Как и в остальное, с ним связанное. Но ты слушай дальше. Я сам его в первый момент не заметил – меня заинтересовал пес.
– Какой пес?
– Его пес.
– Откуда у него пес? – возразила Фанни с прежней убежденностью. – Он всегда терпеть не мог собак.
– Этого конкретного он более чем терпит, – сказал Джордж и добавил, чуть помедлив: – Должно же у человека быть хоть что-нибудь.
– Еще как должно, – согласилась Фанни.
Поистине никто не сознает этого яснее, чем она. И все-таки… Видно, Джобу совсем худо, если он опустился до того, что завел собаку. И Фанни задалась вопросом: а вдруг и ее последние годы пройдут в обществе одной только собаки? На миг воображение унесло ее в недалекое будущее, – возникли картинки – она и Джоб, на разных концах света, с собаками. Вот он, итог двух впечатляющих судеб: каждому по собаке.
– Этот пес меня просто очаровал, – сказал между тем Джордж. – Благородное ответственное создание…
– Ответственное? – переспросила Фанни. Неожиданная характеристика стряхнула с нее задумчивость.
– Ну, ты же знаешь, каков собачий взгляд, – поспешно сказал Джордж.
Фанни ответила, что не знает, и он заторопился с продолжением рассказа.
– В общем, я не мог не остановиться и не погладить этого пса. Тогда-то я и увидел человека, которого он водил… в смысле, – поспешно поправился Джордж, – которому он принадлежал, то есть Скеффингтона. Конечно, он сильно изменился: скукожился, и все такое, – но у него ведь всегда было очень выразительное лицо с резкими чертами, и я узнал бы его где угодно.
Фанни переводила взгляд с Джорджа на пламя в камине и обратно. Слово «скукожился» вертелось у нее в голове. Ей Джоб являлся не скукоженным, а таким, каким она его помнила, каким он был сразу после развода: подвижным, жилистым, некрупным мужчиной в расцвете лет; она никак не могла представить Джоба изменившимся. А перемена явно случилась, причем мысль, что и Джобу тоже пришлось с ней смириться, отозвалась в Фанни неожиданной болью. Подумать только: неуемный Джоб, некогда – просто огонь: Джоб, презиравший преграды, – и вдруг сидит, скукоженный и праздный, на скамейке в парке Баттерси. Значит, еще один бывший обожатель угодил в западню времени, превратился в изможденного старика. И на сей раз это ее муж. Что бы там ни говорили, подумала Фанни, а когда каждый вечер укладываешься в постель с конкретным мужчиной (именно так Фанни, верная супружескому долгу, и поступала, пока на сцену не вышли машинистки), формируется некая… гм… связь.
И снова ее мысли прервал Джордж.
– Ему ведь уже семьдесят два – так он мне сказал.
– Да, – кивнула Фанни, выдержав паузу, в течение которой, похоже, производила подсчеты в уме, глядя на огонь. – Семьдесят два.
– Непросто было его разговорить, но мало-помалу я все-таки…
– А мне обязательно это выслушивать? – спросила Фанни и чуточку отодвинулась от Джорджа.
– Кому же, как не тебе?
– Кому, как не мне?
Действительно, почему именно Фанни? Как насчет всех этих…
Джордж прочел этот вопрос в ее глазах.
– Ты ведь не поднимешь тему машинисток, Фанни? – произнес он укоризненно. – Для Скеффингтона наступил тот самый период, когда с женщинами покончено, и я ведь уже сказал, что он сломлен.
– Ты не говорил, что он сломлен, – возразила Фанни, быстро поднимая взгляд.
– Значит, теперь говорю. И я никак не ожидал, Фанни, что ты до сих пор…
Его объятие ослабло, и Фанни, почуяв, что Джордж сейчас вовсе уберет руку, схватила его за рукав пиджака и взмолилась:
– Не делай этого. Будь рядом. Ты не так понял – я просто не могу представить Джоба без женщины и… и сломленным. Как это жестоко, как бесчеловечно, – проговорила со всем пылом негодования Фанни, и Джордж преисполнился надеждой, – бросить его, когда он сломлен!
– И беден, – добавил Джордж, пользуясь настроем Фанни. – Ничто так не отпугивает женщин, как бедность.
– Бедность?
Фанни сама сняла с плеч руку Джорджа, села прямо, взглянула с недоверием. Эти намеки она уже слышала – туманные, неясные намеки, – но теперь Джордж говорит уверенно. Джоб беден? Джоб – эксперт по миллионным состояниям? В голове не укладывается. Наверное, речь идет об относительной бедности – в сравнении с былыми капиталами. Не мог Джоб обеднеть до состояния Майлза и Мюриэль, или тех женщин на вокзале Паддингтон, или обездоленных, что околачиваются на перекрестках. Не выдерживая их молящих взглядов, Фанни всегда давала каждому по полкроны.
– Я говорю о настоящей бедности, – произнес Джордж, словно расслышал мысли Фанни. – Джоб сокрушен. Он потерял абсолютно все.
Молчание. Молчание – и Фанни в усилиях поверить. Фанни во внутренней борьбе: ведь стоит ей допустить мысль о нищете Джоба – и ее собственное будущее изменится. Лгать Джордж не стал бы. Значит, положение Джоба и впрямь плачевно.
Это надо переварить. Джоб лишился всего, и Фанни может выручить его. Спасая Джоба, она сама обретет спасение. Отпадает нужда в помощи Мюриэль Хислуп: следующий шаг, о котором Фанни надеялась спросить Мюриэль, подсказал ей Джоб. Даже не так: Джоб сам – ее следующий шаг. Джоб чудесным образом превратился в орудие спасения.
– Но тогда… – начала Фанни.
– Да, душа моя? – живо отозвался, склоняясь к ней, Джордж.
Однако Фанни не закончила фразу. Она молча смотрела на Джорджа, ослепленная светом, что столь внезапно пролился на ее ближайшие действия. Печально, что судьба сломила беднягу Джоба прежде, чем он стал орудием спасения Фанни, но по крайней мере теперь его страдания закончатся. Он получит все. Не во власти Фанни вернуть ему энергичность и здоровье, но она может дать ему – и даст – средства, которые обеспечат и медицинский уход, и сытую жизнь. Стоп. Правильное слово не «даст», а «вернет». Фанни вернет Джобу то, что ему всегда и принадлежало, иначе говоря – абсолютно все. Для себя попросит минимальное содержание, станет затворницей в деревне, где ее
