Господи, прямо как младенец.
Лена слабо улыбнулась. Хмара был гастроэнтерологом, знавшим о желудке больше, чем о том, как ухаживать за собственной бородой. Довольно неряшливой, надо отметить. И бородач с явным удовольствием заставлял Симо глотать всякие неаппетитные зонды на трубках, чтобы потом с видом бывалого рыболова вытягивать их на поверхность.
Симо поежился, почувствовав привкус пластика во рту, и потянулся за молоком. Сделал глоток. Настоящее блаженство. Теперь каждая порция ощущалась теплым шелком.
– А как в остальном, Симо? – настаивала Лена. Ее серые глаза сканировали Ильвеса.
Симо с сожалением посмотрел на стакан, уже пустой, и пожал плечами. Стакан вернулся на тумбочку.
– Завтра домой, как я и говорил.
– Не прикидывайся, Симо Ильвес. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Да, он понимал. Только вот легче от этого не становилось. И дело не в том, что от него ждали какую-то иную правду, нежели ту, что он поведал. Нет, он вполне мог пересказать эту мерзость снова. Слушатели побледнеют и в сотый раз. Просто он не расскажет чего-то нового, будет стоять на своем, и это, наверное, тоже свидетельствовало о том, что он не в себе.
На следующей неделе должны были состояться сразу два слушания, первые из многих. Одно – в Кемском межрайонном следственном отделе, проводимое дисциплинарной комиссией совместно с ребятами из прокуратуры. И второе – в Кемском районном суде.
Если так посмотреть, то суть слушаний была довольно проста: виноват ли Симо Ильвес хоть в чем-либо и что с ним, таким неуклюжим кретином, делать? Все так или иначе сводилось к обвинениям во множественных смертях.
Симо не заметил, как взял шариковую ручку, которой периодически делал заметки в блокноте, и начал ее грызть. От его сознания ускользнуло и то, что он забрался на кровать, пристроил на ногах в больничных штанах ноутбук и отрыл чистую страницу текстового редактора.
К нему, озадаченному собственными мыслями, подошла Лена. Запечатлела на его щеке прощальный поцелуй. Этот бой он должен выиграть сам, и она верила, что у него получится.
Правда, глубоко в душе она испытывала тревогу. Симо напоминал ей астронавта из фильма ужасов, вернувшегося с орбиты. Вроде бы все то же: мимика, губы, запах кожи, – но за всем этим словно зрела чужая жизнь, готовая выбраться наружу, чтобы пожрать мир. Порой она действительно понимала, что́ видит в его глазах, все чаще принимавших мечтательное выражение. И тогда ужас махал ей черной ручкой со дна рассудка.
Лена готова была поклясться, что Симо понравилось все, что он пережил. Абсолютно все. Но в первую очередь – то ощущение, которое он испытал, когда играл кошмарного божка, мстящего за нанесенную обиду.
– Ты бы хотела попутешествовать, Лена? Может, сменить место жительства? Как тебе идея?
– Как мне? – Лена удивилась, но не потому, что слышала это, а потому, что Симо говорил об этом осмысленно. Впервые.
Он поднял удивленные глаза:
– Ты что-то сказала?
И осмысленность пропала, исчезла. На поверхность его сознания словно вырвался пузырь, несший чужие слова. Так уже было около восьми раз. Лена невольно считала эти жутковатые моменты. Сперва Симо задавал странные вопросы – о путешествии, других местах, – а потом удивлялся, когда она пыталась выяснить, что именно он имел в виду.
– Ничего, – наконец сказала она. – Просто мысли вслух. Покажи им, чемпион.
Улыбнувшись мужу чуть грустной улыбкой, Лена вышла.
2
Симо занес пальцы над клавиатурой. Он был убежден, что за атакой на его персону стояла та парочка. Да, именно она. И это знание что-то да весило.
Тем поздним вечером он, Ева и Марьятта добрались до юго-восточного городского причала. По иронии судьбы именно отсюда «Архипелаг» отбыл на остров. Было около одиннадцати, и для скучающего охранника они выглядели кучкой бродяг, угнавших чью-то лодку. Отчасти так оно и было. Вид пистолета немало поспособствовал поднятию настроения охранника. Тот даже согласился вызвать полицию и, чего уж там, «Скорую».
Тогда-то и начались первые странности.
Личность Симо установили и подтвердили, но ему все равно не сразу удалось убедить Мирослава Усова, поднятого по такому случаю из постели, в необходимости отправки людей на Сирены Амая.
Руководитель департамента береговой охраны противился этому так, словно его яйца покусывал аллигатор, которому очень и очень не нравились положительные ответы. «Только скажи „да“, и я получу такой жалкий ужин, что лишь раззадорю аппетит», – говорила эта пасть. По крайней мере, у Симо сложилось именно такое впечатление.
Худшее ждало впереди. Куратор их миссии, Степан Сальников по прозвищу Чабан, погиб несколькими часами ранее, разбившись на пути в Корг. Эта новость едва не выбила Симо из седла. Выходило так, что аллигатор прошелся пастью не только по промежности руководителя департамента береговой охраны, но и по его заместителю. Причем заместителю достался смертельный укус.
А потом заявился и сам аллигатор – в образе парочки из Управления пограничной службы ФСБ. Ульяна Жгилева и Филипп Зимин. Симо имел возможность оценить их. Рукопожатия сказали о многом, а лица – еще больше. Это были скучающие убийцы, к тому же любовники. О последнем говорило то, насколько близко они стояли друг к другу.
Руки этих двоих тосковали по сопротивлению, какое дает плоть, оказавшись под лезвием. Касания чуть жадные, но в меру, со знанием дела. Лица – с выражением показушной вежливости, без эмоций и намека на улыбку. Говорили немного беспокойно. Так, будто присутствие Симо чертовски нервировало их.
В основном они доказывали, что сию минуту невозможно что-либо сделать. Потому что сперва следовало получить одно разрешение, а потом другое, да и нужный человек уехал в какой-то там домик, чтобы хорошенько отодрать женушку на свежем воздухе. Или не женушку, а ее талантливую дублершу. А все потому, что теперь Сирены Амая – закрытая территория. Этакий человеческий заповедник, в котором проживал коренной народец. И плевать, что там все пылало.
Если сравнить бюрократию с катушкой, на которую наматывают проволоку отказов, то Жгилева и Зимин владели самым большим в мире мотком.
Наконец Симо позволил себя отвезти в городскую больницу, чтобы уже оттуда спорить со всеми слабым охрипшим голосом.
У дежурного врача приемного отделения полезли глаза на лоб при его появлении. Марьятта тем временем проходила общее обследование, а Еву осматривали в хирургии. Симо же сделали промывание желудка, перебинтовали и дали стакан теплого молока.
Это было рискованно, но врач, неулыбчивый низкий мужичок, все же настоял на приеме «белого лекарства». По его словам, молоко могло дезактивировать неизвестные на тот момент токсины. Слава богу, пищевод Симо не сузился из-за повреждений настолько, чтобы пришлось лезть
