Подмяв под себя охранника, Олежка тут же оказался на ногах, а тот продолжал полулежать на мокрых плитках, опираясь на локти, словно вознамерился позагорать на солнышке или наслаждался прохладной водичкой своей купели.
Отпрянувший было в сторону Олежка наткнулся спиной на нейтрального зрителя, задержался на долю секунды, и охранник сграбастал его за штанину. Олег попятился, тесня некстати подвернувшегося прохожего. Брючина затрещала, но охранник отпустил ее и ухватился понадежнее – за полосатую сумку, которая, по его мнению, была набита похищенными деньгами. Не сообразив отпустить никчемную ношу, Олежка отчаянно рванул сумку на себя, отчего банковский архангел был приподнят, развернут на девяносто градусов и протащен по земле до следующей лужи. Там он выпустил добычу из рук и остался лежать навзничь, потеряв пружинистость и ловкость, которые демонстрировал в спортзалах.
Высвободив злополучную сумку, Олежка издал торжествующий клич и огромными прыжками бросился наутек вдоль здания.
Бур завороженно следил за ним, пока его пальцы вместо ключа зажигания ощупывали пустоту.
– Уходит! – взвыл Лекарь тревожной сиреной, прощаясь с миллионом, премиальными и забубенной головой, которую Хан должен был открутить за столь бездарно «запоротую бочину».
Колобок, кряхтя, силился вытащить из-за пояса свою пневматическую игрушку, зацепившуюся под курткой неизвестно за что.
Тут вскочил на ноги поверженный охранник. Его спина и монументальный зад были мокрыми. Темные влажные пятна отчетливо выделялись на остальном коричнево-желто-зеленом фоне его формы. Но фигура охранника вовсе не казалась зрителям комической, потому что обеими руками он сжимал вытянутый вперед плоский пистолет, изготовленный к стрельбе по движущейся мишени. Злоумышленник, вырвавшийся из банка с большущей сумкой, находился уже в пятнадцати метрах. Времени на анализ ситуации не оставалось. Лицо охранника жалобно перекосилось.
Зеваки поняли, что сейчас произойдет, еще до того, как прогремел выстрел. Они шарахнулись в стороны от беглеца, опасаясь попасть под пулю заодно с ним. Стайку студенток вынесло на проезжую часть, где сразу раздался визгливый унисон их голосов и звуков резкого торможения машин. Нетрезвый мужчина с бутылкой пива в руке впопыхах опрокинул лоток торговца видеокассетами, и они одновременно заматерились, стараясь переорать друг друга. Обреченно заголосила старуха, которой не позволяли отбежать подальше скованные старческим артритом ноги. Все это многоголосие было перекрыто одиноким сухим выстрелом.
Олежка, мчавшийся к спасительному красному «жигуленку», услышал не выстрел, а взрыв, да такой оглушительный, словно произошел он внутри его собственной головы. Он увидел, как бросились врассыпную люди, прежде чем взрывная волна опрокинула его, заставив выронить папку и сумку. Упав, он больно ударился головой, в глазах на мгновение потемнело, но тут же обморочный мрак рассеялся, и окружающий мир наполнился необычайно яркими красками, разнообразными запахами и сочными резонирующими звуками.
Это насторожило Олежку. Под перекрестными взглядами зевак он ощупал ушибленную голову и поднес руку к глазам. Пальцы и ладонь оказались красными и липкими, как в детстве, когда Олежке нечаянно раскроили затылок половинкой кирпича. И, как тогда, ему было совсем не больно, а только муторно и страшно.
Он с трудом встал, кое-как обрел равновесие и, шатаясь из стороны в сторону, пошел прочь. За спиной негодующе закричали, заулюкали. Где-то взвыла одна сирена, другая, третья. Олежка побежал, волоча ноги. За ним погнались, но сколько именно было преследователей и кто они такие, знать абсолютно не хотелось. Он знал, что оглядываться нельзя ни в коем случае. И останавливаться тоже.
Даже оставшись совсем один, он не прервал свой бег. Мчался вперед и вперед, хотя вокруг уже не было никого и ничего, только он сам, одинокий и крошечный, как искорка в сплошной темноте…
Для прохожих, замерших вокруг, все это выглядело иначе. Когда прозвучал выстрел, похожий на треск переломленной палки, вокруг светловолосой головы беглеца образовалось розовое облачко. Путаясь в своем пальто нараспашку, он вздрогнул, неловко оступился и упал, упал как-то странно – не по ходу движения, а назад. Там, где только что были разделенные пробором волосы и верхняя часть лица, не осталось ничего, кроме дыры, наполненной красным. Лежа на спине, молодой человек провел рукой по голове и поднес ее к отсутствующим глазам. Потом рука упала поперек набегающего ручейка крови, зато каблуки убитого быстро-быстро заскребли по земле, словно он порывался куда-то бежать.
– Полчерепа снесло, надо же, – подивились в толпе.
– А нечего было бегать. От пули не убежишь.
– Да заткнитесь вы!… Паря, а, паря? Ты как? Живой? Потерпи, сейчас «Скорая» приедет.
Ноги убитого двигались все медленнее. Почти не разжимая губ, он что-то простонал, но никто не разобрал, что именно. Одним показалось: «Жека». Другие услышали сдавленное: «Жалко»… Вот и все.
6
С того мгновения, когда Ляхов упал, и до того момента, когда он перестал сучить ногами, прошло не более двадцати секунд.
Банковский стрелок стоял истуканом с опущенным вниз пистолетом. Ожидал приза за меткость?
Вдоль мощенного фигурной плиткой тротуара одна за другой притормаживали машины, игнорируя нетерпеливые бибиканья задних. Остановившийся поблизости троллейбус грозил опрокинуться на бок под тяжестью желающих полюбоваться сквозь грязные стекла на настоящий свеженький труп. Новорожденные никогда не пользуются таким жадным интересом, как убитые. Город упивался бесплатным зрелищем. Даже цыгановатые воробьи, прекратив на время поиски хлеба насущного, возбужденно перечирикивались на ближних деревьях, спеша поделиться впечатлениями и похвастаться ими с опоздавшими на представление.
– Этот ка-ак побег! – орал изможденный очкарик в восхищенные лица обступивших его слушателей, жестикулируя азартнее поддатого регулировщика. – А тот ка-а-ак пальнет!
– Их всех надо перестрелять, всех! – мрачно заявила кряжистая женщина в оранжевой жилетке дорожного работника. – Вот просто взять всех и перестрелять!
Одним словом, шла потеха. Народ млел от медленно нарастающего возбуждения. Похоже, только в белой «девятке» собрались неблагодарные зрители, не сумевшие оценить эффектную концовку спектакля по достоинству. Слишком уж неожиданной и обидной для них оказалась эта концовка. Слишком обескураживающей. Маленькая команда потерпела полное поражение.
– Ну, Ляхов, ну, гнида! – Лекаря передернуло от негодования. – Выходит, кинул он нас, а? Кинул нас, барыга?
Колобок отрешенно смотрел перед собой. Тронув его за плечо, Бур скомандовал:
– Топай за сумкой и папкой. Шевелись, пока мусоровка не появилась!
Действительно, взбудораженное улюлюканье сирены приближалось с каждой минутой.
Колобок штопором ввинтился в разгоряченную толпу возле остывающего трупа. Перешагнув через него, Колобок быстро нагнулся и подхватил пухлую папку, испачканную кровью. Потом незаметно пнул пару раз сумку, сиротливо валявшуюся на тротуаре. Почти невесомая, она с тихим шуршанием отъехала подальше от столпотворения. На колобка стали коситься, но он уже подхватил добычу и возвращался к «девятке».
