— Я же сказал. Предложил Марисе Лиез заведовать библиотекой, — рыкнул эс Чавез. — Кто там разбираться будет, до того, после того…
Я сообразила.
Действительно, кто будет сверять по времени? Вчера ли, сегодня… к моменту начала занятий все сотрется и забудется. Наверняка. Главное дать сплетникам достаточно пищи для фантазии, а там они сами и поработают, и следы спрячут.
— Вызову завтра стражу из города, отдам им тело Риоса, а Магали, наверное, эс Хавьер захочет отвезти к дочери. Там похоронить.
Я кивнула.
— Она в сознании?
— То приходит, то снова в беспамятстве. Сложно…
Я вздохнула.
— Олинда, пошли со мной? Я сейчас приготовлю чего перекусить, да и кофе сварю, а ты отнесешь. Эс Чавез, вы пока тут будете?
— Буду, — кивнул эс. — И кофе буду. Много. Спасибо, Каэтана.
Я молча кивнула.
— Мариса, ты пока тут побудь, мало ли что понадобится?
Подруга опустила ресницы. Побудет.
Ну да, мужчинам тяжелые переживания и стрессы лучше всего заесть. А в кофе я плесну пару ложек бальзама. Сама лезть не буду, пусть Олинда отнесет.
В столовой я разобралась быстро, нашла колбасу, яйца, сыр, сболтала омлет, потом подумала, что пока его донесешь до больницы, он шесть раз остынет, сделала в итоге бутерброды с омлетом. Правда, добавила туда и колбасу. Домашняя, хорошо пойдет.
Сварила большой кофейник, прямо в него плеснула от души бальзама. И помогла
Олинде дотащить поднос до больницы. Надеюсь, с утра нас повара не убьют скалками.
Эс Чавез так и сидел на кровати, Мариса отпаивала его водой. Я отняла стакан и протянула чашку с кофе. Потом бутерброд, который был съеден в минуту. За ним последовали второй и третий.
— Девушки, спасибо.
— Спасибом не отделаетесь, — предъявила я второй поднос. — Эса Хавьера сюда вызовите, мы его накормим.
Спорить ректор не стал. И через пять минут мы кормили серого от переживаний эса т-Альего. Хорошо, что бутербродов я с запасом сделала. И кофе…
Это будут тяжелые сутки.
Так что…
Я подмигнула Марисе.
— Эс Чавез на тебе, поняла? Чтобы не отходила.
— Я⁈
— А кто? Нам не слишком уместно, а ты уже не ученица, а сотрудница. Вот, и можешь о нем позаботиться.
— Ну…
— А мы у тебя на подхвате.
— Каэтана, почему мне кажется, что ты где-то крутишь?
— Потому что ты вредная и подозрительная. И вообще, уговори эса Чавеза полежать пару минут вон на той кровати. Поняла? Пусть хоть ноги вытянет…
Мариса послушно кивнула. Я коварно ухмыльнулась. Люблю работать купидоном.
И получаса не прошло, как ректор спал, а Мариса сидела рядом и охраняла его сон. Так-то… не оценит — я его стрелой ткну! В то самое место!
Еще бы с Хавьером разобраться, но того пока от супруги не вытащить. Накормила, напоила — и то дело. Ладно, я пока пойду, собой займусь. Потому что через несколько часов тому же т-Альего потребуется дружеская помощь и забота. И надо бы к раэну Ледесма заглянуть. И с ректором переговорить.
Два отличных лекарства от стресса — алкоголь и сон. Вот, пусть его напоят и спать положат, прямо в больнице. А дальше — пригляжу.
Интерлюдия 1
Хавьер сидел у кровати и держал жену за руку.
Держал, и сам не знал, что он чувствует.
Стыд, наверное.
И в то же время такое облегчение — кто бы знал! Безумное!
Ему было даже немного страшно, такой тяжкий груз падал с его плеч.
Жена? Да.
Нелюбимая. Ревнивая. Скандальная и истеричная, злая и позорящая его на каждом углу.
Мать его ребенка. Мать, которая не смогла дать дочери ничего. Хавьер-то знал, что и у дочери счастья в жизни мало, а все потому, что она взяла пример с Магали. И так же ругалась с мужем, так же закатывала истерики, все так же…
Кто из мужчин это потерпит? Кому такое понравится?
То-то и оно.
С одной стороны, Магали была и остается его супругой.
С другой?
Жена должна быть опорой, а он получил себе камень на шею. Увесистый такой, и тонул все эти годы в безнадеге, понимая, что титул он не получит, равно как и Гальего, а вот к нелюбимой и склочной бабе будет прикован до конца своих дней.
Оказалось — ее дней. Не его. И эс Хавьер внутренне радовался этому. И стыдился своей радости.
Магали шевельнулась, открыла глаза. Не так-то легко убить себя ударом в живот, это требует навыка. Если не попадаешь в крупный сосуд и не истекаешь кровью, смерть от раны может занять несколько часов. Очень неприятных часов.
— Хави? Что со мной?
— Ты не помнишь? — Хавьер распрямился. Выпустил руку жены, и та мягко упала на одеяло. — Нет?
Магали задумалась.
Хавьер видел, как меняются выражения ее лицо по мере осознания.
Злость, ярость, ненависть, гнев, удивление, неверие…
— Я — не умерла?
— Умрешь, — проинформировал он, не собираясь церемониться. — Но не сразу. Может, сутки или двое еще продержишься.
— Я не чувствую боли. Только все странно как-то…
— Ты на обезболивающих. Сильных.
Эсса Магали задумалась.
— А ты… тебя можно поздравить, Хави? Ты добился своего?
— Чего? Твоей смерти? Я тебя не подначивал убивать раэна Риоса. Не приказывал подставлять Каэтану Кордова.
В глазах Магали блеснул жутковатый огонь.
— Эсса Кордова!
Из уст женщины словно грязь полилась, густая, липка, и Хавьер даже отшатнулся, так не соответствовали эти ругательства белой палате, легким занавескам, рассвету, летнему дню.
— Что она тебе сделала?
— Ты ее любишь, — прошипела Магали, как никогда напоминая кобру. Могла бы — на брюхе ползла, укусить, впиться, отравить собой.
Хавьер качнул головой.
Любишь? Нет,
