Книга Ужасное сияние - Мэй Платт

на ходу, Кислотная Бабка даже не останавливалась. Леони втянула Таннера внутрь. Теснота рассчитанного на одного кабинки заставила его прижаться к окну. От Леони резко пахло свежим потом и перегревшейся бионикой — этот аромат напоминал раскалённое железо вперемешку с песком.

— Какого хрена ты тут?

— Это. Ты помнишь.

Она моргнула единственным глазом.

— Ловушка для аладов. Но здесь…

— Раз уж ты здесь, попробуй подключить к своей машине.

— Ладно. Оставь и вали.

Таннер сделал глубокий вдох.

— Нет, Леони. Я останусь. Здесь немного тесновато для двоих, но я всё равно останусь… может, именно ради этого вот момента я всю жизнь и работал.

Он бы ещё долго болтал, наверное. Рассказывал о том, чем не гордился; в том числе о бедной Мари. Леони не слушала, вырвала провод рюкзака из маленького и невинного кинжала, саккадным движением приказала вскрыться приборной панели и воткнула провод в неё.

— Лучше бы этой штуке сработать.

Она крикнула кому-то:

— Запасной протокол! Субедар Аро, запрашиваю… Так точно! Юнассоны, повторить!

Одинаковые механизмы с юношей и девушкой, тоже одинаковыми, если не считать половых признаков, в очередной раз ударили своими лучами; это выглядело так, будто они смертельно устали от бесплодного боя, но получили второе дыхание. Леони вдавила живую и бионическую ладонь в сенсорную панель. Таннер догадывался, что это не обязательно, машины слушались едва ли не мысленных приказов — всего лишь потребность выплеснуть команды подкорки на вегетативном уровне. Бей или беги. Бей. Не беги.

В раскалённой влажной тесноте он пытался дышать. Близость к Леони отзывалась теплом в груди и пониже живота; Таннер проанализировал это ощущение и усмехнулся, но не удивился. Близость смерти зачастую рождает сексуальные импульсы. У мертвецов — особенно самоубийц, — часто бывает тот ещё крепкий стояк.

Даже если Леони заметит, ему уже всё равно. Зелёная буря поглотит всех, или они остановят её; всего два выхода.

Зелёный столп дрогнул: словно кто-то ослабил напор воды из-под крана, пришло в голову Таннеру глуповатое сравнение. Зарево вылиняло в блёкло-желтоватый, за причудливо искажающими створками «стекла» маячил лазарет; его стены стали прозрачными, как будто тоже стеклянными, но в остальном всё внутри казалось нетронутым — от голографических изображений с рекомендациями по здоровому питанию на стенах, эти плакаты до сих пор блестели зубастыми улыбками, и до палаты, куда указывала бионическим указательным пальцем Леони.

Таннер проследил за жестом.

На одной из коек лежал человек — Таннер его помнил: альбинос, словно природа решила, что одной мутации бедолаге недостаточно. Альбинос был подключён к полудюжине приборов и капельниц, но все мониторы указывали на полное отсутствие жизненных показателей, мозговой активности даже на уровне спинного мозга. Рапторы живучи, способны выкарабкаться там, где обычный человек умрёт в считанные минуты — та же Леони продержалась несколько часов со своей оторванной аладами рукой. Рапторы живучи, но не бессмертны.

На кровати альбиноса сидел рыжеволосый парень, совсем мальчишка. Его Таннер не знал.

— Дрейк! Нейт! — позвала Леони.

Дрейк Норт — так звали альбиноса, верно? Он не ответил, какая неожиданность, едва не фыркнул Таннер. Зато поднял голову рыжеволосый мальчишка.

Его глаза были чистым светом — такой же Таннер видел у Мари, у их с Сореном создания; он пошевелил губами, собираясь задать вопрос, два или тысячу. Его опередили близнецы: два раптора ударили в мальчишку и альбиноса дизрупторами. Субедар Аро на своём механизме пытался проломить стену.

— Нет, пожалуйста! — закричала Леони.

Аро бил не дизруптором, а лучом-аннигилятором. Стена задымилась и рухнула.

— Команда: бой! — раздалось сверху. Динамики говорили голосом субедара. Леони медлила, не подчинилась сразу; вперёд вырвались близнецы, которые словно были одержимы желанием принести себя в жертву, а следом — Аро.

— Чёрт бы вас побрал.

Кислотная Бабка шагнула в дыру.

Камень поддался.

Он рос из самой земли, выступал из неё, словно зуб или палец. Нейт выдрал его с мясом сверкающего кварца, налипшего песка, мёртвых корней аладовой травы — у настоящей нет никаких корней, это он вспомнил некстати, и вся долина пошла радугой битых пикселей, как повреждённая программа в шлеме симуляции.

Нейт сжал камень в ладони: тот мстительно разрезал мякоть ладоней до глубоких кровоточащих ран. Аладова трава тоже была острой, колючей. Руки горели, с них стекала кровь, расползались тёмные пятна, словно плоть на отравленном воздухе разлагалась, и скоро Нейт останется с голыми костями без мышц, суставов и связок.

Голова Дрейка соскользнула на тёмную почву — немного боком: невидящие и уже не голубые, а полностью белые глаза таращились куда-то на юг, будто Дрейк кого-то ждал, вглядывался, а с бывшим подопечным не хотел больше иметь никакого дела. Ты всё испортил, ты подрался с близнецами. Мы могли бы работать вместе. Быть напарниками. Друзьями. Я считал тебя равным.

«Заткнись».

Нейт подумал это ужасно громко и стукнул себя же камнем по лбу — кажется, осталась неглубокая царапина. Мокрая такая, тянущая.

«Нет, прости. Говори что хочешь. Только не молчи, пожалуйста».

Но Дрейк больше не отвечал, и положение его головы демонстрировало всю ту же рану, похожую по форме на нарисованную звезду с десятком лучей. Бесцветные и коротко стриженные волосы не скрывали трещины на розовато-белой коже. Нейт не хотел снова смотреть на эту почти неприлично выставленную изнанку черепа. Кровь по-прежнему вытекала густыми ленивыми каплями, заполнила лунку из-под камня и багровой змеёй поползла к корням аладовой травы. Нейту хотелось наступить, преградить крови дорогу — куда ты, возвращайся, не корми демонову поросль.

Он стоял и держал камень.

Потом упал на колени и встряхнул Дрейка:

— Вставай. Ну пожалуйста. Пожалуйста, прекрати так лежать, ну вставай.

Переносицу защекотало. Нейт почему-то думал, будто это его собственная кровь стекает со лба, но капля упала на лицо Дрейка — прозрачная. Нейт шмыгнул носом.

— Вставай. Я вытащил этот чёртов камень. Теперь ты должен встать!

«Это сон?» — впервые задумался Нейт, попытался вспомнить, что же случилось, понял — не может. Когда-то давно мир лопнул и стал зелёным, мир — дыра, аладова трава. Его съели. Его выплюнули, он невкусный. Его забросили зеркалом-телепортом в лес из ржавых остовов и бетонной плоти, гниющей на кусках железа, в вонючие ржавые трубы. Нейт такое видел на картинках, где были рапторы и алады, много света, много слов на непонятном языке.

Камень-пирамида лежал рядом. Нейт прикоснулся к нему: гранит тёмно-бордового оттенка с прожилками фальшивого пиритового золота и бороздками кварца. Дрейк научил его разбираться в минералах, всё-таки первые годы жизни он провёл в шахтах и до сих пор мог отличить титанистый железняк от магнитного. С этого ракурса пирамида как