другой, чешуя бликует,
замер и ждешь, наверное, вот такую
рыбной болезнью корчусь, заболеваю
бульк
получилось
я в тебя заплываю
А яблок было!
А яблок было – хоть по ним скользи!
И мы скользили с братом прямо к баку –
он затевал в нем веточкой рыбалку
и говорил, что будут караси.
А я боялась руки окунуть
поглубже в воду – там темнела тина,
с угла уже намокла паутина,
и капелек по ней каталась ртуть.
Я запускала в плаванье жука –
он не тонул, но и грести не думал,
не создавал волны, не делал шума,
лишь парой лап подрыгивал слегка.
Под сливой и малиновым кустом
супец в большом котле варился густо,
и бегала по грядкам трясогузка,
задорно балансируя хвостом.
Мой жук еще держался на плаву,
рыбалку брат решал забросить, что ли.
И яблоко, желающее воли,
очередное ухало в траву…
Татьяна ШЕИНА
* * *
Кинешь за плечи рюкзак – молода и горда –
Чтоб у состава, споткнувшись, застыть истуканом…
Знаешь, я зверски устала играть в города:
Выжата – долькой лимона на донце стаканном.
В городе М раздавали бесплатно весну,
Я не успела – ее расхватали другие.
Кажется, нервы сдадут: упаду и усну,
Где-то до уровня марта нырну в летаргию.
В городе N вообще перекрыты пути.
Мрачно курю на перроне, укутавшись в осень.
Странно, но факт: алкоголь, кофеин, никотин
Раньше лечили, теперь не спасают и вовсе.
В городе Х то жара накрывает, то град.
Между страстями Христа и спокойствием Будды,
Знаешь, смертельно устала во что-то играть.
Можно, я просто в себе и собою побуду?
* * *
Ползет упрямо паспортная ртуть
все дальше за отметку «перспективна».
В глазах мелькают бабочки. Во рту –
противный привкус приторной рутины.
Дыру внутри твой пасторальный рай
скрывает – до поры – размером с бездну
безбожия. У выхода с утра
улыбкой нарисовано-любезной
встречает зазеркальный визави.
На рельсы жизни мысли маслом льются:
как злого духа, вызвать боль и взвыть –
но бьется спиритическое блюдце
в агонии, морзянит «…not to be»…
и ты, снаружи все еще живая,
лежишь на рельсах собственной судьбы.
Ни боли. Ни эмоций. Ни трамвая.
Дежурный, наблюдающий с небес
постапокалиптический припадок,
порой напоминает о себе
фантомным зудом в области лопаток.
* * *
в обществе принцев-на-нуте, царей Смеянов,
Конанов, клоунов, диджеев и джедаев
женщина женщине – вежливая змея – ну,
та, что, ужалив, сразу предупреждает
об отравлении, действии яда, силе…
дескать, послушайте, случай из анекдота:
вас же, голубушка, только что укусили!
кстати, в больницах закончились антидоты.
я бы добила из жалости, только карму
портить не хочется, лучше умрите сами.
гроб с кружевами дополнит ваш вид шикарный.
ваш богоизбранный будет рыдать часами
возле могилы – неделю, возможно больше –
скорбно поникнув мускулистыми плечами…
но не грустите, подруга! клянусь, о, Боже,
сделаю все, чтоб утешить его в печали!
не подпущу к нему всяческих стерв: они же
этой оказии долгие годы ждали!
что вы там шепчете? стойте, склонюсь пониже…
как – укусили? ну хоть бы предупреждали!
Вадим СМОЛЯК
* * *
Упавшие летчики становятся моряками,
Растолстевшие всадники – пехотинцами.
Их в атаку приходится гнать пинками,
Неуклюжих с одутловатыми лицами.
Воры на пенсии становятся сторожами.
Вскрывают сейфы консервных банок
Теми же вечно тупыми ножами,
Которыми раньше пугали гражданок.
Мундиры на пуговицах золотистых
С годами охотно становятся ватниками,
И прирастает армия моралистов
Исключительно пожилыми развратниками.
Ежедневно прожевывая рутину, вы не
Замечаете, как из настоящих кожаных
Постепенно становитесь дерматиновыми,
Думая, что так наверно положено.
Предчувствие войны
Пока не грянула война
Сонливы улицы и пыльны.
С бокала пряного вина
На лавке спит скрипач из Вильны.
Лотки выносит зеленщик
И лед раскалывает рыбник.
Живые плещутся лещи –
Никто пока еще не гибнет.
В киоске простыни газет
Пестрят хорошими вестями.
Полощет ветер маркизет,
Играет бантами, кистями.
Пока свистят над головой
Живые птицы в небе синем.
А птиц железных – на убой
Настырно поят керосином,
Блестящих в капельках росы
Убийц непуганой эпохи.
И счет ведется на часы,
На перекуры, взгляды, вдохи…
Таня ГРИНФЕЛЬД
...
«Из глубины сердца Галактики звучит Музыка,
разливающаяся до самых ее окраин.
Это Бах… Прелюд f-moll…
Печаль Вселенной, ждущей и зовущей
своих детей вернуться…
Песнь Призыв, песнь тоски и
Божественной Любви».
Оставьте ваши письмена,
навеки вынеся в их заголовок,
что Бог Един. Он без начала и конца
и не потерпит недомолвок.
Смутьянов ждет страдание и страх,
не может в этом быть сомненья.
А как зовется он – Христос или Аллах,
то не имеет ни малейшего значенья.
Он простирается над вашею Землей
огромной дланью безначального ученья,
и это он обрек на непокой
влекущего друг к другу тяготенья
лишь для того, чтобы в один
Великий миг,
отбросив все, что мило и знакомо,
предстать пред Ним, запечатлев Тот лик
в сердцах своих, уйдя навек из дома,
вернуться к
