высокомерны, потому что обычно у себя в саванне они — самые крупные и опасные хищники. Я задумалась, повлиял бы на его характер другой внутренний зверь — скажем, волк или леопард, но мы никогда этого не узнаем. Исполнитель для этой роли уже выбран, и это был лев.
Его улыбка начала гаснуть. Думаю, я пялилась на него слишком долго. Он не очень понимал. что я делаю, а его волновало, что я делаю. Это была брешь в его доспехах — так же, как моей брешью был мой страх перед ним.
— Какое послание, Анита?
— Ты ей нравишься. Она считает, что ты достаточно силен, чтобы стать львом моего зова и ее королем.
Его высокомерная улыбка вернулась.
— Твоя львица умна.
— Она не поняла, почему я просто не прыгнула к тебе в объятия еще во Флориде, но сейчас понимает. Мы не станем парой королю, который убивает львят. Лучше уж вообще без короля.
— Львят? У тебя нет детей.
— Кейтлин — наш львенок. Или подруга-львица. И нам не нравится, что ты играешь с ней в кошки-мышки.
— Я просто шутил. Тебе известно, что мне не нравятся блондинки.
— Ты и со мной так шутил когда-то.
— Ты ревнуешь?
Я вздохнула и подумала, как объяснить ему это.
— Слушай, Мориарти, если я и правда твоя Адлер, то ты должен понимать, что мне не нравится, когда ты угрожаешь другим женщинам. Так тебе не завоевать мое сердце, и ты об этом знаешь.
Он нахмурился.
— Значит, теперь я не могу даже подначивать других женщин? Я перестал делать с ними другие вещи, потому что ты этого не одобряешь. Ты понятия не имеешь, чего мне стоило отказаться от… этих вещей.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Могу себе представить. И я правда ценю, что ты пытаешься вести себя хорошо.
Олаф поднялся с места и он был зол. Я понятия не имела, чем его разозлила, но жар наполнил комнату, будто кто-то врубил термостат на полную мощность. Энергия его зверя танцевала на моей коже. Боже, как же он был силен. Моя львица встрепенулась, моргнула в мою сторону янтарными глазами. Если мы сможем приручить его, он будет хорош, но она, наконец, поняла, что с ним не так — он был убийцей львят, и ей это тоже не нравилось.
— Я не ребенок, чтобы мне указывали, как себя вести!
— Я не это имела ввиду.
— Именно это ты и имела ввиду. Все твои мужчины — подкаблучники, но меня тебе не приручить. Даже тебе не по силам сделать это. — Олаф шагнул на меня, сжимая руки в кулаки по бокам своего тела.
Мне хотелось отступить назад. Места для маневра у меня не было, но он был так зол… Я втянула воздух, словно пытаясь уловить этот запах, и почувствовала его. Его зверь был теплым, а его гнев был горяч. Жар, который приятно будет выпить жадными глотками. У меня буквально заныло в желудке от близости такого лакомства. Все, что мне нужно было сделать, это коснуться его — коснуться, чтобы напитаться этой яростью.
Я обняла себя за плечи, не доверяя своему телу на таком расстоянии от Олафа, потому что если что и сорвет с меня амплуа потенциальной подружки серийного убийцы, так это ярлык пищи на нем самом.
Я решила, что попробую сказать ему правду.
— Ты здесь не единственный, кто пытается не множить свои жертвы, Олаф. — Мы были одни, так что я могла называть его так.
Он сделал еще один шаг — на этот раз медленно. Я должна была испугаться, но я знала, что он не убьет меня сейчас. Он столько всего хотел со мной сделать — быстрая смерть его точно не устроит.
— Я так старался с тобой, Анита. Больше, чем с кем-либо.
— Я это знаю, и я пытаюсь делать для тебя то же самое.
— Что это значит? — Спросил он, буквально рыкнув на меня.
Львица внутри меня подобралась, готовая к прыжку, но кому от этого будет хуже — мне или Олафу?
— Это значит, что я питаюсь не только сексом, и я очень стараюсь не покормиться на тебе.
— Я знаю, что ты пытаешься избежать секса со мной.
Блеск. Он просто взял и проигнорировал все, кроме секса. Впрочем, этого следовало ожидать.
— Это не то, что я сейчас сказала, Олаф.
— Это правда.
— Да, потому что ты не можешь дать мне гарантию, что тебя устроит просто секс. Разве тебя самого не парит, что если мы с тобой займемся сексом, ты можешь не удержаться и слетишь с катушек? Захочешь перейти, так сказать, на следующий уровень пиздеца?
— Я уже говорил тебе, Анита, что вещи, которые я хочу делать с тобой, требуют, чтобы ты была цела и невредима. Я хочу не одной ночи с тобой, но многих ночей, и ради этого я готов искать другие пути.
Его гнев начал угасать. Этого оказалось достаточно, чтобы сосущее чувство голода внутри меня наконец отъебалось. Я ведь недавно ела обычную пищу. И я кормила ardeur перед тем, как выехала из дома. У меня не должно было возникнуть проблем с голодом так рано. Сейчас я могла не кормиться сутки без каких-либо побочных эффектов. Так почему же его гнев казался мне таким соблазнительным?
— И я очень стараюсь помочь тебе в этом, но я еще и на гневе питаюсь, Олаф. Ты понимаешь, что это значит для нас с тобой?
Он нахмурился.
— Что значит ты питаешься на гневе?
— Это значит, что я могу питаться эмоциями.
Он нахмурился сильнее.
— Я не понимаю.
— Ты когда-нибудь сражался с вампиром, который питается страхом?
Он кивнул
— Вот что-то типа того, только я не страхом питаюсь, а гневом.
— Значит, если я сейчас разозлюсь, это искусит тебя?
— Да.
— Но ты не хочешь кормиться от меня.
— Нет, по крайней мере, не так.
— Как давно ты кормишься на гневе?
— Пару лет.
— Эту способность ты делишь с Жан-Клодом?
— Нет.
— Тогда откуда она у тебя?
— Возможно я позаимствовала ее у другого мастера-вампира, но есть вероятность, что это лично моя тема. Мы эту способность не афишируем, так что я стараюсь не палиться.
— Почему? Она настолько ужасна?
— Когда она только появилась, я могла случайно стереть память человеку, от которого напиталась. Трудно объяснить окружающим такие штуки.
— А сейчас? — Спросил он.
— Сейчас это просто ослабляет того, на ком я кормлюсь. И его гнев проходит полностью. Я буквально высасываю эмоции.
— Вампиры, которые питаются страхом, пугают своих жертв и множат страх для дальнейшего
