голое бедро.
— Ну что же ты перестала есть? — захлебываясь смехом спросила Гелла — Ты ведь не все с чашки умяла! Продолжай, продолжай, в высшей степени забавное зрелище! Милый, ты это видел? Дикарка, самая настоящая дикарка!
Император, который вольготно расположился на постели, и совершенно не смущаясь вывалил свое «хозяйство», тоже довольно улыбался, и неверяще мотал головой:
— Твоя новая рабынька очень забавна, дорогая. Другая тут же бы пала ниц, мечтая, чтобы ее не казнили прямо сейчас за такое бесстыдное нарушение этикета! А эта…она даже не смутилась! Ты ее балуешь, милая! Эдак все рабыни будут себя вести подобным образом!
— Но она же — не все! — снова улыбнувшись, с придыханием сказала Супруга — Она красива! Она очень красива, и экзотична! Посмотри, как она прекрасна! Кровь на обнаженном теле придает ему особую красоту, не правда ли?
— Да она тебе чуть глаз не выбила яйцами этого животного! Ее казнить мало! — не унимался Император, а Настя стояла не дыша, чувствуя, как холодеет внутри. Только сейчас она вдруг осознала, насколько…ничтожна, по сравнению с этими…нет, не людьми — небожителями. Они могут решить ее судьбу одним движением пальца. Р-раз! И нет Насти. И чем больше она это понимала, тем больше внутри нее росло чувство протеста — не поддаваться! Не сдаваться — ни за что, и никогда!
— Госпожа хотела, чтобы я отрезала ему яйца — я исполнила приказ — спокойно ответила Настя, глядя в глаза сумасбродной девчонке, которую судьба забросила на самый верх социальной лестницы этой Империи.
— Да, она права…я приказала ей отрезать яйца у этого мужчины — кивнула Гелла, не отводя взгляда от Настиных глаза, и было в этом взгляде что-то завораживающее, гипнотическое. Будто смотрела не обнаженная девушка, достойная обложки самого лучшего из глянцевых эротических журналов, а огромная, прекрасная, и очень опасная ядовитая змея!
— Меня это так возбудило! — глубоким грудным голосом сказала Супруга, и мягко, пальчиками провела по животу Насти, опуская руку все ниже и ниже — А тебя, милая, ЭТО не возбудило? (ее пальцы коснулись Настиных нижних губ, и легко по ним заиграли) Я чуть не кончила прямо на месте! Тебе нравится, да? Нравится? Я красивая?
Настя едва не ударила по руке Геллы, ее тело напряглось, но не от сексуального возбуждения, а от того, что ей хотелось отбросить руку девушки. Она не хотела, чтобы пальцы Геллы проникали туда. Она сама не понимала — возбуждает это ее, или вызывает отвращение. Скорее второе — Настя не хотела ласк ни мужчин, ни женщин. Более того…она их боялась. После того, что сделал с ней Сирус, лишив девственности так грубо и больно, пользуясь ее абсолютно беспомощным состоянием, мысль о том, что кто-то будет трогать ее ТАМ, а тем более в нее проникать, вызывала у Насти если не ужас, то глубочайшее отвращение.
А тем временем ласки девушки сделались все более активным, более жесткими, наконец, она приказала задыхающимся, срывающимся голосом:
— Расставь ноги пошире! Ну! Скорее!
Настя будто во сне, стараясь не думать о том, что происходит — подчинилась, и тогда Гелла схватила ее за бедра и опустилась на колени.
* * *
Когда Настя пришла в себя, то увидела лицо Геллы между своих бедер. Оно было испачкано бурым, а розовый язычок скользил между пухлых губ, облизывая и их, и палец, который Гелла держала перед собой.
— Вкусная…и пахнешь…зверем! Волчица! Животное! Прекрасное, сладкое животное! — сказала Супруга, и умильно улыбнувшись, подмигнула девушке правым глазом — Хорошо тебе было?
Настя похлопала ресницами…она не помнила — хорошо ей было, или нет, но…через секунду вспомнила. И то, как она стонала, с силой вжимая в себя голову Первой Леди Империи, и то, как тело били судороги, и то, как она едва не упала, выгибаясь, опираясь локтями на стол и снеся с него два драгоценных хрустальных фужера, валявшихся сейчас на полу грудой стеклянных кружев. Черт подери эту девку — она же трахнула Настю!
— Хорошо… — с трудом, хрипло ответила Настя, и тут же глупо, сама того от себя не ожидая, спросила — Что это было?! Я чуть не умерла!
— Ах-ха-ха! — Гелла упала на пол, и по-детски задрыгала ногами, открывая Насте вид на безупречно депилированные прелести — Постельная рабыня спрашивает, что это такое было! Девочка, сколько раз ты была с мужчинами?! И нет знаешь, что такое оргазм?!
— Ни разу… — растерянно ответила Настя, и смех супруги императора тут же стих, будто ее заткнули кляпом. Император тоже замолк — он следом за супругой тоже начал хихикать.
— Стоп! — серьезно сказала Гелла, и посмотрела на супруга — Как это не была? Ты чего врешь? Что за вранье?!
— Не была — набычилась Настя, сводя брови — Меня продали девственницей. И с Сирусом не была. Ни с кем не была.
— Врешь! — Гелла легко, как гимнастка вскочила на ноги — Я видела, ты не девственница! Я бы точно почувствовала! Как смеешь врать?!
— Не вру — пожала плечами Настя — Он пытался меня изнасиловать, я сделала вид, что согласна на секс. Он сунул мне член в рот, и я его откусила.
— Что-о?! Ты откусила Сирусу член?! Ах-ха-ха! Вот это да! Ну-ка, ну-ка расскажи!
И Настя вдруг поняла — вот он, момент истины! Ну, сучонок, держись! Сейчас тебе отольются мои слезки! Ах ты ж гнида!
Но виду не подала, осталась такой же спокойной, как и всегда.
— Да, откусила. И яйца оторвала. Рукой. Под корень. Красные такие — сама держала, шмякнула об пол (Император непонятно хрюкнул — то ли от возмущения, то ли от смеха). Потом меня парализовало этим ошейником, и член никак не могли вырвать у меня изо рта. Тогда его отрезали, и потом Сирус отрастил себе новый член. Только…не рабочий.
— Врешь! — прикрикнул Император — Не может такого быть! Он настоящий мужчина! А ты просто ему мстишь!
— А вы проверьте, ваше величество — криво усмехнулась Настя — После того, как я его кастрировала, у него больше не стоит. А девственности он меня лишил кулаком. Чтобы побольнее было, чтобы обидно, чтобы до крови. А затем повесил меня на столб для казни, где я провисела больше четырех месяцев.
— Врешь, подлая рабыня! — император буквально взлетел с постели — Никто не может выдержать четыре месяца на столбе! На нем умирают через три дня после повешения! Мерзавка!
— Вечером меня снимали, лечили, кормили — насильно, через воронку. Ночь я спала, утром вешали на место. Днем били кнутом, бросали в меня камнями,
