сказать, что не стал бы отправлять кого-то в детский дом по велению левой пятки. Я не обращался ни в какую опеку. И я не шучу. Откуда ты вообще это взяла? — смотрю на него и понимаю, что не врет. Но ведь не бывает таких совпадений. — Ну?
— Когда я возвращалась домой, папа сидел на скамейке. Пьяный, — нехотя добавляю я. — Я стала его поднимать, но без толку. Ко мне подошел парень, сказал, что он от тебя. Помог мне дотащить папу до квартиры. Я думала, он скажет про то, что ты передумал и меня берут на работу, а он просто дотащил его до нашей комнаты и ушел. Это уже потом до меня дошло, что он увидел условия, в которых я живу и рассказал тебе. А дальше звонок в опеку.
— Я не помню, кого отправлял, но с какой целью — да. Чтобы он догнал тебя и дал денег. Ни о какой опеке речи не шло. И о том, что твой отец имел тесную дружбу с алкоголем, я узнал только тогда, когда мне собрали на тебя информацию в этот раз. Денег, я так понимаю, ты тогда не получила.
Шумно сглатываю, пытаясь проанализировать сказанное. А это офигеть как тяжело. Осознавать, что столько времени ненавидела человека за то, чего он не делал… мягко говоря, неприятно.
Глава 41
Глава 41
Вот теперь уже молчу я, не зная, что сказать. И совершенно не сопротивляюсь, когда Кротов снимает с меня белье и подталкивает в душевую кабину. Я была уверена, что он включит воду и уйдет, но вместо этого смотрю, как он избавляет себя от одежды. Всей. Никогда не видела его полностью голым. И сейчас не успеваю рассмотреть, ибо он оказывается со мной в душевой кабине. Включает кран и на нас тут же льется теплая вода.
Перехватывает меня за подбородок и приподнимает вверх. Из-за льющейся воды не могу сфокусировать взгляд, но отчетливо слышу:
— Все будет нормально, — выдыхает мне в губы, едва касаясь уголка рта.
— Я хочу, чтобы было хорошо.
— Было — это прошедшее время.
— Тогда стало. Стало хорошо.
— Маг из меня не очень выходит, но постараюсь наволшебить что-нибудь хорошее, — подносит палец к моей щеке и начинает оттирать то ли размазанную тушь, то ли карандаш. — Когда ты писала мне сообщение, я только ехал домой. У меня были планы заехать к тебе. Как это часто бывает — у дураков мысли сходятся. Сюрприз епта. Мне только, после того как ты села в такси, сообщили, что ты едешь ко мне. Признаться, мне так это понравилось, что домой я мчался, чтобы оказаться там раньше тебя. Но все вышло, как всегда, через одно место, — наверное, в такой ситуации неуместно улыбаться, но делаю я именно это. — А ты, значит, готовилась.
— Ага. Даже упаковку презервативов купила в аптеке и не сгорела со стыда. Хотя фармацевт, как специально, взяла и переспросила громче чем стоило. Дура.
На мой комментарий Кротов усмехается и тянется за флаконом. Наливает на руку гель для душа и берет мои ладони. Намыливает их, стирая грязь. Сейчас я впервые чувствую, как саднит кожа, так как на левой ладони оказывается есть ссадины.
— Ну, если уж ты их сама купила вместо напальчников, тогда все. Однозначно мы переходим на новый уровень. Гуляем.
— Ага. Только у меня их больше нет. Они покоятся где-то на дороге, куда их выбросил Савицкий, — вот зачем я это ляпнула? Ну не дура ли? — Я не это имела в виду. Он просто разозлился, когда нашел их в моей сумочке, треснул меня упаковкой по лицу и выбросил в окно. Но он меня не трогал. Ну, в другом смысле, — опускаю взгляд на его грудь, не в состоянии придумать что-нибудь, что унесет меня подальше от этой темы. Все звучит крайне убого. — А вообще, я тщательно готовилась к встрече и была красивее, чем сейчас, — ляпаю очередную ерунду, которая приходит на ум.
— Да ты и сейчас красивая, только малость зареванная.
— Гормоны шалят, — пожимаю плечами, поднимая на него взгляд. И тут же закрываю глаза, подставляя лицо под воду.
Он прижимает меня к себе за талию, и я только сейчас осознаю, что я не просто стою перед ним голая. Я касаюсь его грудью. Впервые за свои почти двадцать два года прижимаюсь к кому-то голой. Эта мысль меня не страшит, а почему-то забавляет. Но как только Даня прикасается к моим губам, веселье улетучивается в неизвестном направлении. Мне не то, что бы больно, но губу жжет. Поняв это, он отстраняется. Вдвойне обидно, что теперь даже не поцеловаться.
— Прости, — произносит еле слышно под звук льющейся воды и разворачивает меня к себе спиной. Убирает мои мокрые волосы на бок и целует в шею. Вновь тянется за гелем для душа и щедро наливает на руки.
Проводит ладонями по моей шее, плечам. Последние он массирует особенно тщательно. Ловлю себя на мысли, что сама жмусь к нему спиной. И желаю, чтобы он трогал меня везде. Так и хочется сказать вслух «прекрати деликатничать», но не успеваю. Чувствую, как его ладони перемещаются на грудь. Это не поддается здравому смыслу и наверняка ненормально — хотеть чего-то такого, после случившегося. Но я хочу. Действительно хочу.
Он гладит мою грудь, легонько сжимает, обводит большим пальцем сосок, от чего тот моментально твердеет.
Когда его ладонь скользит вниз по животу и касается лобка, я невольно напрягаюсь и накрываю его руку своей, но тут же одергиваю себя, понимая чьи это руки. Сжимаю ладони в кулак, когда его пальцы опускаются ниже и касаются меня там. Раскрывают, скользят внутрь и нажимают на клитор. Даня обводит его пальцем, вновь надавливает, вырывая из меня стон, глушащийся от льющейся воды. Я откидываю голову Дане на шею и закрываю глаза, погружаясь в незнакомые ощущения. Всегда боялась трогать себя сама, ассоциируя это с такой же грязью. Глупость несусветная, но дурной голове не объяснить.
Сейчас же мне не кажется это чем-то гадким. Такие ласки приятны, хоть и дурманят мозг. Очень хочется сжать бедра. Но как только я хочу это сделать, Даня перемещает другую руку с живота выше и сжимает в ладони
