город жил спокойной, мирной жизнью. Никто не всматривался в небо (чего там можно рассмотреть?), а, глянув, очень удивился бы, заметив проплывающую в предзакатной выси странную фигуру – босую и в пижаме. Выданные ему в госпитале тапки Несвицкий надевать не стал – все равно сорвутся с ног, и другой одежды не имел – не дали. Как был в больничном, в том и улетел.
До дома Николай добрался из последних сил. Всего лишь пара километров, но ему они дались с большим трудом. Тренироваться надо… Опустившись на мощеный дворик возле дома, он отдышался и вытер пот со лба. Посмотрел на окна, выходившие к крыльцу. Свет в них горит – семья на месте. Поднявшись по ступеням, он потянул за ручку дверь, открыл ее, вошел и оказался в большой гостиной.
Семья сидела за столом – ужинала. Все трое: Марина, Маша и Антонина Серафимовна. Появление босого и одетого в пижаму Николая заставило их замереть от неожиданности. Марина уронила вилку, а Антонина Серафимовна поперхнулась. Быстрее всех сообразила Маша.
– Папа!
Соскочив со стула, она помчалась к Николаю. Он подхватил ее руки, прижал к себе и расцеловал в измазанные медом щечки. В ответ к его щеке прижались липкими губами.
– Ты, наконец, пришел, – сказала Маша. – А я так ждала! Мама с бабушкой сказали, что ты болеешь и поправишься не скоро.
– А я по вам очень-очень соскучился, – ответил Николай. – Поэтому и прилетел.
– Сбежал? – Марина встала. – Вижу: босой, в пижаме. Послушай, Коля, а Машеньке не вредно быть у тебя на ручках?
– Не беспокойся! – Несвицкий засмеялся. – Проверен много раз. Чем только не мерили, куда мне только не совали всякие-разные приборы. Ну разве только не глотал. Не фоню я! Там было лишь ионизирующее излучение. Давно уж следа не осталось.
– Меня к тебе в палату не пускали, – нахмурилась Марина. – Говорили, что опасно с будущим ребенком.
– Перестраховщики! – сурово осудил врачей Несвицкий.
Марина всхлипнула, подошла и обняла его шею, поцеловала в губы. Антонина Серафимовна приблизилась и обняла Несвицкого с другого бока. Они так простояли несколько мгновений.
– Накормите? – спросил Несвицкий. – Так надоела эта лечебная диета! Каши вот здесь стоят, – он ткнул ладонью в горло. – Есть мясо, жареное? Или хотя бы колбаса?
– Конечно! – засуетилась Антонина Серафимовна и убежала на кухню. Сопровождаемый Мариной, которая не отпускала мужа, обняв его за талию, Несвицкий подошел к столу и вместе с Машей сел на стул, пристроив дочку на коленях. Оставить папу девочка не пожелала. Марина пристроилась напротив.
– А где твои волосики? – спросила Маша, погладив Николая ладошкой по лысой голове. – У тебя они густые были.
Марина снова всхлипнула.
– Вырастут, – ответил Николай. – Увидишь. Не хуже будут, чем у Барсика.
– Которого? – спросила девочка.
– А у тебя их два?
Ответом стало требовательное «Мяу?» у ног Несвицкого. Он посмотрел туда. У стула восседал котенок – рыжий, с коричневыми полосками на спине, на лапах и под шеей. Ни дать, ни взять тигренок, но только очень маленький.
– Откуда это чудо?
– Прибился к нам недавно, – ответила Марина. – Сам в дом пришел, и Машеньке понравился. Вот и оставили, назвали Барсиком. Котенок чистоплотный, ласковый, играет с Машей. Еду вот только постоянно клянчит – наголодался, наверное. Порой ворует со стола. Пришел такой худющий!
– Мяу! – подтвердил котенок и требовательно посмотрел на Николая. Он взял с тарелки ломтик колбасы и протянул «тигренку». Тот вырвал угощение из пальцев волхва и убежал с ним из гостиной.
– И так он постоянно, – Марина улыбнулась. – Надеюсь, попривыкнет к нам и перестанет воровать и клянчить.
– Я поиграю с ним, – сказала Маша и слезла с ног приемного отца.
– Ты к нам надолго? – спросила Марина мужа, когда дочь убежала.
– Навсегда, – ответил Николай. – В палату не вернусь, пусть даже свяжут.
– Я позвоню им, – Марина встала, – чтоб не искали.
Она ушла, зато вернулась Антонина Серафимовна с тарелкой, на которой лежал большой зажаренный бифштекс с картофельным пюре. Поставила ее на стол перед Несвицким. Тот взял