такого намерения. Это великого государя не заинтересует?» Царь сказал: «Прекрасно, это как раз то, чего бы я желал».
Хуэй Ан сказал: «Но не иметь такого намерения означает отказаться от мыслей о выгоде. А я вот владею дао еще и в том, чтобы все мужья и жены в Поднебесной полюбили одну-единственную выгоду. И это будет умнее, чем храбрость и сила, выше всех четырех рангов. Это великого государя не заинтересует?» Царь сказал: «Да я к этому и стремлюсь». Хуэй Ан тогда сказал: «Но ведь это и есть учение Куна и Мо. Конфуций и Мо Ди стали правителями, не имея земли, стали начальниками, не имея подчиненных. В Поднебесной не найти таких мужей и жен, которые не вытягивали бы шеи и не становились бы на цыпочки в чаянии покоя и достатка. И если ныне великий государь, властитель десяти тысяч колесниц, действительно имеет подобные намерения, то все в пределах четырех границ обретут свою выгоду. Тогда даже Конфуцию и Мо-цзы будет далеко до него в мудрости!»
Сунский царь не знал, что ответить. Хуэй Ан мелкими шажками вышел. Тогда царь обратился к советникам слева и справа: «Вот это красноречие! Гость сумел меня убедить!» Сунский царь был из числа заурядных правителей, но все же ход его мыслей оказалось возможным изменить в желательном направлении. Но произошло так только благодаря следованию ходу его собственных мыслей. Ибо такое следование даже бедному и незнатному дает возможность одержать верх над богатым и родовитым, а малому и слабому — победить большого и сильного.
Тянь Цзань в залатанной одежде предстал перед царем Чу. Тот спросил: «Отчего одежда преждерожденного являет столь жалкий вид?» Тянь Цзань отвечал: «Бывает одежда и похуже той, что надета на мне». Царь сказал: «Интересно было бы послушать об этом». Тогда Тянь сказал: «Латы хуже этой одежды». Царь удивился: «Как так?» Тянь сказал: «Зимой в них холодно, летом жарко. Так что нет одежды хуже, чем латы. Я, Цзань, человек бедный, поэтому плохо одет. А вот государь — повелитель десяти тысяч колесниц, богат и знатен, как никто, а любит одевать свой народ в латы, даже когда никто не угрожает. Мне это непонятно. Царь, очевидно, думает, что действует по необходимости? Но латы ведь идут в ход, кода перерубают шею и вспарывают брюхо врагу, когда разрушают города и поселения и несут смерть отцам и братьям противника. Всеми этими деяниями мудрено прославиться. Или царь думает, что такие действия принесут ему реальную выгоду? Но когда задумываются над тем, как бы навредить другому, следует ожидать, что и тот, другой, будет думать о том, как бы навредить тебе. Кто стремится поставить другого в опасное положение, должен ждать, что и его попытаются подставить под удар. Поэтому в действительности от всего этого проистекают одни неприятности. Так что и второй довод государя я не одобряю». Чуский царь не знал, как ответить.
Хотя эти взгляды и не получили широкого распространения, Тянь Цзань, можно сказать, умел применять свои умения. Просто он не постиг еще, в чем сила увещевания личным примером.
Гуань-цзы был пленен в Лу. Лусцы его связали и посадили в клетку, а потом велели слугам поставить клетку на повозку и отправить в Ци. Те затянули песню и взялись за тяжи. Тогда Гуань-цзы испугался, что лусцы передумают и казнят его, так что ему захотелось как можно скорее попасть в Ци. Поэтому он обратился к слугам: «Я лучше буду вам петь, а вы подстраивайте свой шаг под мой темп». Пел он так, что идти им было легко и удобно, и поэтому они не уставали и проделали свой путь очень быстро.
Гуань-цзы, можно сказать, умел воспользоваться удобными обстоятельствами, так что и служки получили то, что хотели, и он добился того, чего и сам желал. Конечно, одного этого искусства недостаточно, чтобы привести к гегемонии властителя десяти тысяч колесниц, но надо сказать, что Хуань-гуна трудно было сделать истинным властителем, идя только по этому пути.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не стоит распространяться / Бу гуан
Тот, кто обладает разумом, в ведении дел старается сообразовываться с моментом. Момент не обязательно приводит к успеху. Так что в делах человеческих не следует на него чрезмерно полагаться. Хорошо, если удастся, но если не удастся — тоже не беда. Тому, что способно на нечто одно, нельзя поручать то, на что оно неспособно, как нельзя от лодки ожидать, что она будет как повозка. На Севере водится зверь под названием цзюэ. Передняя часть у него как у крысы, а задняя — как у зайца. Когда он бежит, он часто спотыкается, а когда идет — падает. И вот этот зверь постоянно собирает сладкую сочную траву для зверя цюнцюнцзюйся и кормит его этой травой. Так вот, когда цзюэ попадает в беду, цюнцюнцзюйся непременно уносит его на себе. Так этот цзюэ тем, что умеет, восполняет то, чего не умеет.
Баошу, Гуань Чжун и Шао Ху были дружны между собой и решили сообща привести к порядку царство Ци, для чего им нужно было возвести на престол царевича Цзю. Шао Ху тогда сказал: «Мы трое в царстве Ци подобны трем опорам треножника: если одну из них убрать, он рухнет. И чтобы ни в коем случае не допустить Сяо Бая на трон, не лучше ли нам всем втроем поддержать царевича Цзю?» Но Гуань Чжун заметил: «Это невозможно. Люди в нашей стране ненавидят мать царевича Цзю, и эта ненависть распространяется и на него. Царевич Сяо Бай потерял мать в младенчестве, поэтому народ его жалеет. Как пойдут дела, узнать заранее невозможно. Поэтому лучше послать одного из нас, чтобы он служил царевичу Сяо Баю. В конце концов царство Ци достанется одному из этих двух царевичей».
Поэтому они послали Баошу, чтобы он во всем помогал царевичу Сяо Баю, а Гуань-цзы и Шао Ху остались с царевичем Цзю. Поскольку царевич Цзю был в отъезде, трудно было сказать, как пойдут дела. Поэтому хотя Гуань Чжун и был во многом прав, тем не менее план его удался не вполне так, как он предполагал. Такова судьба, хотя он и сделал все, что было в человеческих силах.
Циньцы пошли походом на Линьцю. Тогда чжаосцы послали отборные войска Кун Цина на выручку, и те вступили в бой с циньцами. Те потерпели сокрушительное поражение. Циньский полководец пал на поле боя, было захвачено две тысячи повозок и тридцать тысяч тел, из которых
