детьми видели новости. Я ответил, что не знаю, правда ли это, и мы пытаемся выяснить, что происходит. Позвонил Пэт Фитцджеральд, и я сказал ему то же самое.
Я получил эмоциональный звонок от генерала Джона Келли, тогдашнего министра внутренней безопасности. Он сказал, что его тошнит от моего увольнения, и что он собирается уйти в знак протеста. Он сказал, что не хочет работать на бесчестных людей, подобным образом обращающихся с кем-то вроде меня. Я настоятельно просил Келли не делать этого, заявив, что стране нужны принципиальные люди в окружении этого президента. Особенно этого президента.
Моя изумительная помощница, Алтея Джеймс, получила письмо у того парня из Белого дома у входной двери на Пенсильвания-авеню. Она отсканировала его и отправила мне по электронной почте. Я был уволен прямо с этого момента президентом, который неоднократно хвалил меня и просил остаться, по рекомендации заместителя генерального прокурора, хвалившего меня как отличного руководителя, рекомендации, принятой генеральным прокурором, который устранился от всех вопросов, связанных с Россией, и который, по словам президента Трампа за нашим ужином, считал меня великолепным. Поводы для этого увольнения были ложью, но письмо было настоящим. Я ощущал тошноту и легкий шок.
Я вышел из кабинета, за дверьми собралась большая группа сотрудников ФБР в Лос-Анджелесе. У многих в глазах были слезы. Я кратко переговорил с ними, сказав, что ценности ФБР больше и сильнее любого из нас. Я сказал, что покидать их — разбивает мне сердце, но им следует знать, что это их человеческие качества — честность, компетентность и независимость — делали мой уход столь болезненным. Мне было больно покидать их. Я направился в кабинет руководителя лос-анджелесского отделения ФБР Дейрдры Файк. Я выбрал ее на эту должность и доверял ее суждению. Моим первым побуждением, как и ее, было, что мне в любом случае следует присутствовать на мероприятии по многообразию, как частному гражданину. Это было то, о чем я глубоко заботился, и я все еще мог побудить этих талантливых мужчин и женщин присоединиться к этой жизни, пусть я больше и не являлся частью ее. Хотя в конце концов мы решили, что я буду отвлекать внимание, потому что СМИ устроят цирк и провалят мероприятие. Я мог принести больше вреда, чем пользы. Я решил отправиться домой.
Что подняло вопрос: как я попаду домой? Я оставил это решение человеку, который несколько минут назад стал исполняющим обязанности директора ФБР, моему заместителю Эндрю Маккейбу. Эти новости стали для него таким же большим сюрпризом, как и для меня. Теперь он руководил. Ему и его команде пришлось выяснять, что было законным и подходящим. В шоке от происходящего, я подал мысль арендовать кабриолет и проехать две тысячи семьсот миль в одиночку. Но затем я понял, что я не одинок и не сумасшедший. Исполняющий обязанности директора решил, что, учитывая, что ФБР продолжает нести ответственность за мою безопасность, лучше всего было вернуть меня на том же самом самолете, на котором я прилетел, вместе с охраной и летным экипажем, которым в любом случае надо было возвращаться в Вашингтон. Мы сели в автомобиль, чтобы направиться в аэропорт.
В поездке из лос-анджелесского отделения ФБР в аэропорт нас сопровождали новостные вертолеты. Пока мы медленно катились в лос-анджелесской пробке, я посмотрел вправо. В соседнем автомобиле мужчина вел и смотрел на мобильном устройстве транслировавшие нас эфирные новости. Он повернулся, улыбнулся мне сквозь открытое окно и показал большой палец. Не уверен, как он при этом держал руль.
Как мы делали всегда, мы с полицейским эскортом въехали на перрон аэропорта и остановились у трапа самолета ФБР. Моей обычной практикой было подойти поблагодарить сопровождавших нас офицеров, но я был в таком шоке и растерян, что чуть не забыл сделать это. Мой специальный помощник Джош Кэмпбелл, как это часто бывало, заметил то, что я пропустил. Он слегка толкнул меня локтем и сказал подойти поблагодарить копов. Так я и поступил, пожав руку каждому, а затем поднялся по трапу самолета. Я не мог смотреть на пилотов или свою службу безопасности из опасения, что могу не сдержать эмоции. Они хранили молчание. С вертолетом вели трансляцию, как наш самолет выруливает и взлетает. Эти кадры были во всех новостях.
Президент Трамп, очевидно поглядывавший в Белом доме телевизор, увидел кадры, как я благодарю копов и улетаю. Они привели его в ярость. На следующий день рано утром он позвонил Маккейбу и сказал, что хочет провести расследование, каким образом мне позволили воспользоваться самолетом ФБР для возвращения из Калифорнии.
Маккейб ответил, что мог бы посмотреть, каким образом мне позволили прилететь обратно в Вашингтон, но что ему не было в этом необходимости. Маккейб сказал президенту, что он санкционировал это. Самолету нужно было возвращаться, охране нужно было возвращаться, а ФБР было обязано вернуть меня в сохранности.
Президент взорвался. Он приказал, чтобы мне не позволили снова вернуться в здание ФБР. Мои бывшие сотрудники сложили мои вещи в коробку, точно я умер, и доставили мне домой. Этот приказ запрещал мне видеться и передавать дела людям из ФБР, с которыми я очень сблизился.
Трамп во время кампании много кричал о Маккейбе и его жене — бывшем кандидате. С тех пор он был зациклен на этом.
Все еще в ярости от Маккейба, Трамп затем спросил его:
— Ваша жена проиграла выборы в Вирджинии, не так ли?
— Да, так и есть, — ответил Энди.
— Спросите ее, каково быть неудачником, — сказал президент Соединенных Штатов исполняющему обязанности директора ФБР и повесил трубку.
* * *
Я сидел в одиночестве в самолете, направляясь домой, пытаясь собраться с мыслями и делая то, что было бы нарушением правил, если бы я все еще являлся сотрудником ФБР. Я открыл свой чемодан и достал бутылочку «Пино Нуар», которую вез домой из Калифорнии. Я пил красное вино из бумажного стаканчика для кофе и смотрел в окно на огни страны, которую так любил. Когда мы подлетели к Вашингтону, я спросил пилотов, могу ли сесть с ними спереди, чтобы испытать посадку в аэропорту имени Рейгана так, как никогда ранее, несмотря на сотни полетов на самолетах ФБР. Я сел на откидное сиденье позади них, надел наушники и наблюдал, как двое талантливых специальных агентов-пилотов сажают самолет в последний раз со мной в качестве пассажира. Они перемещали меня по всей стране и всему миру, и теперь лишний раз жали мне руку, со слезами на глазах прощаясь.
Летя тем вечером из
