class="p1">— Сняла, — ответила она, прекрасно понимая, что говорила Света вовсе не о косынке. Да, Ларочке надоело строить из себя неприступную крепость. Да, захотелось выглядеть эффектно, и довоенный материн берет «вернулся в дело». — Я даже написала кое-что — Лариса не удержалась и кинулась декламировать: — Это как летать во сне / Как встречаться при луне / Это как кричать весне «На меня!»…
— Чудесно, Ларочка! — оживилась Света и быстро-быстро заморгала, явно, чтобы скрыть подступающие к глазам слезы.
— Откуда это, дочь? — бдительно среагировал папа Морской. Он вроде все это время общался с Колей и не слушал Ларочку, но вот…
— Из моей тетрадки, — покорно ответила Лариса. — Я начала писать стихи. А что?
— Только не это! — С наигранным страданием папа Морской закатил глаза, а потом ехидно поинтересовался: — А едешь ты сейчас хотя бы к матери или прямиком в светлое будущее на просторах солдатского семейного общежития?
— Фу, папа! — скривилась Ларочка и тут же догадалась, какую пакость можно залепить в ответ: — Домой конечно. Но только потому, что к Мите ехать пока некуда. Они расквартированы сейчас на Шатиловке в разгромленном общежитии ХАИ. Не настолько разгромленном, как Гигант, конечно, но все же. Улица Инженерная[5], 5, если ты знаешь, о чем я. — Адрес из Митиных писем запал в душу, и Ларочка произносила его сейчас с большим удовольствием: — Там сейчас «Без окон без дверей полна горница людей» в буквальном смысле. Еще и пол наполовину разобран — все деревянные конструкции окрестные жители были вынуждены растащить на растопку. Я с удовольствием, — Лариса повторила как можно беззаботней, — поехала бы к Мите, но это пока просто невозможно. Быть может, сам он переедет к нам…
Зарисовка с натуры, руины студенческого общежития «Гигант»
Папа Морской, демонстративно охнув, отвернулся.
На самом деле с наличием Мити в жизни дочери он вполне уже смирился. Еще тогда, после взрыва. В тот самый миг, как понял, что не кто-нибудь, а именно Митя Санин всех спас, организовав оперативные спасательные работы.
Когда отец — живой, но весь в крови, — шатаясь и недовольно отряхиваясь от пыли, вынырнул из-под обломков, Ларочка так обрадовалась, что кинулась Мите на шею с глупым криком: «Ты молодец! Ты правда молодец!» Санин смущенно отнекивался, бормотал, мол, это все влияние волшебного отвара тети Джавгарат (ее он по-смешному звал тетя Джавгараж), и гладил расплакавшуюся от счастья Ларису по голове. Завидев эту сцену, папа Морской решительно направился к Мите, но тот опередил его, начав разговор первым:
— Ваши претензии к сведению принял, исправил ситуацию на корню, — отрапортовал он немножечко насмешливо. — Лариса в курсе. Спрашивайте, если что.
Несколько секунд мужчины пристально смотрели друг на друга. Лариса волновалась, но рук, обвивающих шею Мити, не разжимала. Папа Морской все понял правильно.
— Спасибо за спасение! — сказал он Санину. — А с остальным… Раз моя дочь все знает, то сама пусть и разберется.
С того момента Лара поняла, что все в порядке. Папа Морской, конечно, делал вид, что ситуацию не одобряет, но, в общем, это было не всерьез.
Куда тревожней Лариса воспринимала тот факт, что ситуации-то никакой на самом деле не было. В последний раз они с Митей виделись как раз в день взрыва. Вернувшись в общежитие после спасательных работ, Санин вместо благодарности получил выговор за нарушение дисциплины (припомнили и давний уклонизм от командировки, и действия вопреки приказу во время спасательной операции) и был переведен на какие-то работы, не терпящие ни отлучек, ни выходных.
Зато теперь он каждый день писал Ларочке записки, которые его друзья и сослуживцы, под опекой которых все еще оставались харьковские больницы, с большим почтением передавали «лично в руки». При этом они неизменно добавляли, что Митя попросил дождаться ответного послания, и Ларочка тут же сочиняла текст. Записки были, в общем, деловые. «Наказан по всей строгости, отрабатываю, потому не навещу, не обижайся», или, там, «Скажи, когда выписываетесь, договорюсь о машине»… Лариса отвечала в том же духе, хотя неизменная подпись «Навеки твой, Митя» располагала к более теплому тону. Впрочем, не в подписи дело. Сам факт спасения пострадавших и то, с какой самоотверженностью кинулся в дело Санин, произвели на Ларочку то самое воздействие, после которого не стыдно признаваться: «Да, этот человек мне нравится, и я готова это признать».
Вспомнив о последствиях взрыва, Ларочка невольно обернулась вдаль, к обломкам бункера.
— Тоже все время это держишь в голове? — На этот раз молчание первой прервала Света.
Лариса кивнула, нервно вздрогнув. Прокручивая в голове все происшедшее и вновь осознавая, что отец был на волоске от смерти, она все еще приходила в ужас.
Да, все могло закончиться куда страшнее.
Женька, тетя Джавгарат, Митя и Лариса тогда как раз шерстили территорию Сабурки. Уже догадавшись, кто преступник — как же нелепо, что за все время пребывания сестры в больнице Женька ни разу не встречал Тосю! — они мчались к кабинету главврача, чтобы телефонировать в участок Коле, но Игнатова на месте не оказалось. Кабинет был закрыт, зато выяснилось, что Коля и Морской находятся где-то на территории больницы.
Страшный грохот, словно от бомбежки, донесся от дальнего корпуса Сабурки в тот момент, когда Лариса, уже отчаявшись найти отца, собралась отправлять Женьку в ближайший милицейский участок. Добежав до места, Лариса ничего не поняла. Вход в бывший схрон превратился в груду обломков. Вокруг витала пыль. Рядом топтались растерянные милиционеры. У места, где когда-то была дверь, издевательски невредимый стоял портфель Морского.
— Стой! Это может быть опасно! — гаркнул Митя, оттаскивая Женьку за шиворот от завала. А сам рванул вперед и чудом уцелел, потому что первая же балка, которую он попытался приподнять, что-то задела другим своим концом и вызвала новые обрушения.
— Спокойно! — прокричал Санин остальным, отскакивая. — Там все еще могут быть живые люди! Завалило только вход! В момент обрушения они могли находиться глубже опасной зоны.
Только тут Ларочка все поняла. Прежде всего то, что «могут быть живые люди» означает, что могут быть и мертвые. Следующие несколько часов Ларису трясло. Тот факт, что сумасшедшая Тося оказалась преступницей, а Ларочка, которой, как выяснилось, нужно было лишь вовремя показать брату фотографию, не догадалась об этом раньше, и теперь из-за этого могли погибнуть самые чудесные люди на свете, практически лишил ее возможности соображать.
Сквозь пелену паники она наблюдала, как к завалу прибыли какие-то люди, как сообщили, что без специальной техники разгрести обрушения не получится, а техника работает в других районах города, и когда прибудет
