– Юлька, ты ли?
– Я, я…
Лекарка обернулась с усмешкою…
Сдернулась, просвистела стрела…
Лекарку Настену схоронили всем селом, плакали. Юлька, бедная, потом убивалась три дня, пока Миша не взял ее за руку да не отвел к реке. Усадил на крутояре в траву, сам уселся рядом, обнял за плечи…
– Ну, милая, ну…
– Это меня должны были убить, не ее! – прошептала девушка. – Поверь мне, я знаю…
– Верю…
От острой жалости к любимой Михайла вдруг потерял всякий стыд – крепко прижал девчонку к себе, с жаром поцеловал в губы… Юлька не отпрянула, нет, наоборот, поддалась, ответила затянувшимся поцелуем, пряным, как запахи степных трав.
Что же касается убийства… Тело Настены нашли в омутке – всплыло, прибилось к берегу. В горле торчал обломок стрелы. Обычная стрела, охотничья, таких много… Все Ратное терзали слухи: и кому могла помешать старая лекарка? Может быть, кто-то просто сводил счеты? Вылечивались же не все. У каждого хирурга есть свое персональное кладбище.
Сотник взялся за дело дотошно, восстановил весь последний день лекарки – вышел и на отрока Микитку, и на загадочное послание!
Только вот никакой берестяной грамотцы при убитой обнаружено не было. Может, уплыла по течению, а может – забрал убийца… Ищи теперь… Еще пропали узорчатый поясок, гребень, писало и серьги – серебряные, с аметистами…
У Неждана Лыко оказалось полное алиби. Как доложили соглядатаи, весь день тот проторчал на пристани – торговался с Унятиными за амбар. Хотел снять, осматривал… В конце концов договорились и до поздней ночи обмывали сделку в корчме.
Торговался, осматривал… Однако старая мельница не так и далеко. Ловкому и многоопытному человеку ничего не стоит тайком спуститься от амбара к реке, взять лодку… И никакие соглядатаи не догадаются!
Отлучался ли Неждан куда? Ну так да – в корчму ходил, договариваться… Так сказали Унятины. В корчме подтвердили. И все же…
А дней через пять невдалеке от Ратного, на бережку, был найден мертвый бродяга, чужак! Отчего он умер – бог весть, похоже, отравился грибами… Вон и костер, и остатки похлебки… В котомочке у бродяги нашли узорчатый пояс, гребень, писало и две серебряные серьги с аметистом. Юлька все вещи опознала и снова долго плакала.
Что же, выходит, лекарку убил чужак? А что тогда с запиской, с грамотцей? Он и написал – заманивал. Ох, странно все это, странно…
В конце месяца Михаил решился на серьезный разговор с матерью и дедом. Дело касалось Юльки – Михайла решил предложить ей свою руку и сердце. Короче, жениться.
И Корней Агеич, и Анна Павловна обещали подумать, но потом оба выступили решительно против!
Ведь всем было ясно: если лекарка выйдет замуж за обычного человека, вся ее «сила» уйдет, и наследница – а родится обязательно дочь! – ей обладать не будет. Недаром лекарки сами выбирали отцов для своих дочерей.
Если так, кто тогда будет лечить ратнинцев?
Далеко смотрели лисовинские родичи… Оно и понятно: не простые люди – бояре, руководители! А руководители обязаны думать о будущем и принимать очень непростые решения. На то они и управленцы!
Лишь мать, Анна Павловна, жалея сына, вспоминала о преемнице… Быть может, Юлька ее найдет? С Мишиной помощью… Найдет и подготовит. Вот тогда и…
Плохо себя чувствовал сотник, как-то нигде ничего толком не складывалось, и не только в личной жизни. Михайла словно физически ощущал, что что-то где-то недоработал, за кем-то не углядел – и над Ратным все так же сгущались тучи. Что бы ни делал, а выходило не очень… Времена, что ли, такие – мрачные…
