Заключительная глава
Всю дорогу от гостиницы до дома главы здешних охранителей, и от его дома до банка, Толстоватый смотрел на меня взглядом Соломина-Ватсона, в котором так и читалось: «Но черт возьми… как?!». А меня, соответственно, так и подмывало ответить сакраментальным: «Элементарно, мой дорогой Ватсон». Останавливало только то, что ротмистр молчал всю дорогу как рыба об лед, ну и мои вполне оправданные сомнения в способности воспроизвести характерный тембр голоса Ливанова-Холмса, вкупе с отсутствующей курительной трубкой. Впрочем, вопроса от Толстоватого, я все же дождался, хотя и не того, на который рассчитывал…
— Скажите, Виталий Родионович, а почему вы были так уверены, что управляющий пойдет вам навстречу? — Поинтересовался секретарь Телепнева, когда мы уже подъезжали к банку.
— Ну, во-первых, для этого достаточно было увидеть блеск в его глазах, при виде купюры, которую я вертел в руках. — Пожал я плечами. — А во-вторых… скажите, если бы вам выдалась возможность безнаказанно поиздеваться над сильными мира сего, вы бы удержались от такого искушения? Хотя бы над теми же предшественниками господина Паукера, к примеру?
— Ну, если подходить с такой точки зрения… — Задумчиво протянул Толстоватый, и вздохнул. — Вряд ли.
— Ну вот… О! Приехали. — Я выглянул в окно экипажа и, удостоверившись, что наша коляска остановилась в нужном месте, распахнув дверцу, спрыгнул наземь. Следом, из экипажа выбрался ротмистр, с солидным, но пока пустым саквояжем, и мы потопали к дверям банковской конторы, в которой Ловчин держал свой НЗ.
В банке нас приняли довольно спокойно. Вышедший из-за длинной, лакированного дерева, стойки, служащий, узнав о цели нашего визита, кивнул, и уже через несколько минут, мы с Толстоватым шли в хранилище банковской конторы, в весьма представительной компании, состоящей из старшего контролера, управляющего и директора конторы. В небольшом подвальном кабинете, директор и управляющий засвидетельствовали наши документы, письма князя Телепнева и княжича Туровского, отмеченные, подтверждающей их подлинность, резолюцией главы местного отделения Особой канцелярии, и только после этого, старший контролер, получив у меня и директора соответствующие ключи, отправился за целью нашего визита.
Под присмотром все тех же лиц, мы упаковали содержимое ящика в специальные конверты, опечатали их, составив опись, и уложили в специально прихваченные из столицы, для этой цели, саквояжи. Оставив свои автографы на перечнях извлеченного из ящика имущества, контролер и управляющий удалились, а директор, убедившись, что наши экземпляры описей улеглись в саквояжи, навесил на сумки свои печати. Только по завершении этой, весьма долгой бюрократической процедуры, мы, наконец, смогли покинуть Архангельскую банковскую контору, и вернуться в гостиницу, по пути завернув на почту, и телеграфировав в Хольмград об удачном изъятии документов.
Судя по хмурому и осунувшемуся виду Толстоватого на следующее утро, ночью он глаз не сомкнул, охраняя наши саквояжи. Переволновался бедняга. Ну да оно и понятно. Если я правильно понял, раньше заниматься подобными делами, секретарю не приходилось. А тут, важнейшие документы, да после истории с похищением Хельги… в общем, можно понять человека. Перенервничал, с кем не бывает. Да и я тоже хорош. Ну что мне стоило сложить эти чертовы сумки в своем номере? Эх, все мы крепки задним умом…
Пришлось за завтраком влить в клюющего носом ротмистра не меньше полулитра кофе. Но и этого топлива ему едва хватило до посадки в дирижабль. А там, он скинул сумки на хранение в капитанское хранилище, и завалился спать. Ну а мне пришлось в одиночестве наслаждаться изысканным обедом в ресторане нашего лайнера. Ломтик осетра в лимонном соусе, под ледяную, в прямом смысле этого слова, рюмку ерофеича, и щекочущий ноздри теплым и нежным ароматом, горячий паштет из гусиной печени… Эх. Вот бы сюда тех горе-поваров, что окопались на кухнях авиакомпаний, на «том свете». Глядишь, и пострелялись бы от зависти, перестав травить несчастных пассажиров всех классов, своими эрзац-обедами…
